По пути к темному святилищу его взору предстало жалкое скопление часовен и рак, однако в них не было ни одной статуи бога. Плохо выкрашенные стены, слабый запах полувыдохшегося фимиама — было ясно, что никаких ритуалов здесь в последнее время не происходило. Он огляделся, ища священника или его помощника.
Пожав плечами, он прошел дальше, к тому месту, где, как он полагал, должна была быть задняя стена. Но едва он преодолел несколько метров, как услышал шаги: кто-то шел к нему по одному из мрачных коридоров.
— Господин! — проскрипел из темноты неуверенный голос. Говорили по-египетски.
Сгорбленная фигура неопределенного возраста медленно приближалась к Симеркету, поправляя на голове неопрятный, изношенный парик священника. За священником брела какая-то пожилая женщина; ее губы нервно поддергивались.
— Ты не должен входить сюда, господин, — скрипуче проговорил священник. — Сюда может войти только посвященный.
— Я священник второго уровня, — заявил Симеркет, не совсем солгав. Всем, кто научился изображать 770 священных символов Египта в Доме Жизни, присваивался такой сан. Но Симеркет до 770 по-настоящему не дошел.
— Тем не менее ты здесь чужой и не совершил омовения… — Прерывистый голос престарелого служителя храма приобрел нотки неуверенности. — Ведь ты чужой, я прав? Мы никогда не встречались?
— Нет.
Священник, казалось, почувствовал облегчение оттого, что его мозг еще функционировал, и выпрямился.
— В таком случае я должен попросить тебя уйти тем же путем, каким ты пришел.
— Но я хотел вознести благодарственную молитву Амону за то, что он позволил мне благополучно добраться сюда, — нашелся Симеркет.
Старик внимательно посмотрел на него:
— Молитву? Ты сделаешь пожертвование?
Это не входило в намерения Симеркета, но он пожал плечами:
— Да. Хорошо. Почему нет?
— Ты купишь лук и хлеб для алтаря? — заулыбался священник. И повернулся к стоявшей позади него женщине: — Матушка, сегодня у нас хороший день!
Симеркет с жалостью увидел, что по щекам старухи потекли слезы. Она судорожно схватила его руку и поцеловала ее.
— Неужели это так странно, — удивился Симеркет, — что путник приносит благодарение богам?
— Здесь это странно, — призналась женщина. — Большинство египтян, что живут тут, пришли в Вавилон не по своей воле. Им не за что особенно благодарить богов, и они винят их за свои несчастья. В наше время почти никто не делает пожертвований!
Симеркет знал, что египетские священники — мужчины и женщины — жили в основном на пожертвования хлеба, овощей, растительного масла и других продуктов, приносимых прихожанами богам. Видя, как зажглись глаза стариков на их худых лицах, Симеркет озабоченно спросил:
— Когда вы ели в последний раз?
— Это не важно. Мы с радостью служим богам.
— Когда? — повторил вопрос Симеркета, и его голос прозвучал, возможно, жестче, чем он того хотел.
— Два дня назад, — быстро ответила женщина.
— А разве посол Менеф не посылает продукты и рабочих вам в помощь? Разве не его долг поддерживать этот храм?
Женщина прищурилась:
— У него в поместье своя часовня и свои священники. Он больше не приходит на наши службы. Он сказал…
— Матушка! — одернул ее супруг.
Старушка замолчала, стыдливо уставясь в пол. Симеркет заметил, что ее туника, хоть и очень чистая, была вся штопана-перештопана и в ней осталось больше вавилонской шерсти, чем доброго египетского льна. Симеркет заглянул в ее усталые глаза.
— Говори же!
Несмотря на испуганный взгляд мужа, она прошептала:
— Он сказал, что мой муж и я сделали слишком мало, чтобы завлекать сюда людей, — именно так он и сказал: «завлекать», как будто здесь представление и…
— Матушка! — снова заволновался священник.
Но слова старушки продолжали выплескиваться из нее со все возраставшей обидой:
— Нам даже пришлось продать статуи богов из их рак, чтобы хоть как-то поддерживать храм… Последнюю мы продали месяц назад, и то только по стоимости ее бронзы. Что ждет нас впереди? Мой муж запрещает мне просить подаяние, говорит, что это нас унижает, хотя боли в желудке иногда такие сильные, что я… что я… — Остальные слова потонули в нахлынувших на нее рыданиях.
Старый священник встал между Симеркетом и женой.
— Я уверен, что у посла много причин для того, чтобы не посылать нам пищу, — твердо сказал он. — Война с Эламом многих обрекла на лишения. Мы не единственные в Вавилоне, кто голодает, и ты это знаешь!
Резко повернувшись, Симеркет прошагал через мрачный храм к воротам. Старики заковыляли следом — в тревоге, что он покидает их навсегда.
— Эй, вы! — закричал Симеркет, высунувшись из ворот.
— Это ты нас? — Из-за выступа стены выглянули его преследователи.
— Мне нужно, чтобы вы принесли кое-что! Сходите на рынок за углом. Купите хлеба, луку, меду, растительного масла. И гуся, если сможете найти. — Он повернулся к пожилой чете, смотревшей на происходящее широко открытыми глазами. — Как вы думаете, боги не были бы против пива?
Старик казался до предела ошеломленным и молчал, однако жена его охотно вступила в разговор:
— О да, пожалуйста! У Августейших очень давно не было пива!
Соглядатаи заупрямились.
— Кто ты такой, чтобы нам приказывать?! — заорал худой.
— Я — Симеркет, посланник фараона Рамсеса IV, прибывший, чтобы вести переговоры с вашим царем Кутиром, — да вы и сами все знаете. Вы все утро идете за мной!
— Ложь!
— Мы никогда!..
Вулканический огонь, запылавший в глазах Симеркета, заставил обоих мгновенно прекратить протесты.
— А не доложить ли мне царю, каких глупых агентов он посылает следить за мной?
Соглядатаев охватила паника. Тот, что был толще, проглотил слюну и робко спросил:
— Скажи еще раз, чего ты хочешь, господин. Хотя мы и не признаем твоих обвинений, мы будем рады помочь тебе.
Симеркет еще раз перечислил продукты и дал им кольцо золота. И прибавил, что даст еще одно, если они поторопятся. Эламцы, ворча, отправились выполнять поручение.
— И фимиам купите! — крикнул им вслед Симеркет. — Побольше!
— Боюсь, что вы их больше не увидите, достопочтеннейший, — вздохнул священник. — Мы никогда не могли доверять местным.
— Они вернутся, — заверил его Симеркет, глядя вслед гонцам.
Несмотря на нетерпение начать поиски Найи и Рэми, Симеркет помог пожилой паре приготовить алтарь к приему пожертвования. Они соскребли личинки насекомых, размножившихся на камне, и выбросили из ваз увядшие цветы. Старый священник рассказал ему, что когда восточная египетская империя находилась в расцвете, вавилонский храм Амона был намного больше. Настоящий храм когда-то стоял у соседней двери, указывая на стену, добавил он, но был уничтожен в результате одной неудачной сделки с неким вавилонским обманщиком и негодяем, который снес его, чтобы построить торговый склад. От первоначального храма только и осталось, что вот это собрание причудливых комнат, бывших когда-то складом.
