она сама, но язык, на котором это «я» вопило, становился всё непонятнее. Но слышать крики под водой — плохой знак. И она сделала шаг.
Она будто уже была здесь, в этой петле неясного источника чувств и ситуации, и чужой, слишком жёсткий голос сказал её губами:
— На колени.
Беззлобно. С леденящим знанием неизбежности.
Мгновение — и чужие зелёные глаза смотрели на неё снизу.
* * *
Мартин так устал. Он слишком много был в постоянной стойке, на постоянной основе работающий перед невидимой толпой зрителей, для которой он был безупречным, строгим и властным.
Не считая секунд восстановительной слабости его болезни, которые полностью брали своё в навсегда потерянном им балансе.
Либо ты настоящий и убогий, либо в вечной игре и стойке.
Он давно выбрал второе. Первое удел слабаков. Кто вообще создал культ настоящего? Кто-то умный для контроля. Такой, кто не побоялся требовать и нападать первым. И он не боится. Хорошо, что остальные достаточно связаны социальными узами, чтобы добровольно это пропускать.
Он давно не задавался вопросом, от чего он бежит и насколько ему тяжело. Иначе попросту остановишься.
Но сейчас невидимая нить тянула его в другую сторону.
И выход в свои стремления был совсем не там.
Как только стекло разбилось за его спиной, он узнал призыв неизбежного.
* * *
В другой жизни она бы его пожалела — увидела в этих глазах страх и память насилия, и даже если позволила себе ошибку заиграться, она бы моментально отступила от того, кто испытывал бы ступор от потери и препятствия своей воле. Но сейчас она была абсолютно наверху, держа во власти все основания Мартина Сью, будущего ГлавГада, ломала его собственными же силами, позоря и сексуально истязая, и это не имело никакого отношения к её миссии — и её это не волновало.
Глава 16. Лицо
— Ты долго ждал.
Она утверждала, упиваясь его исступлением, вгрызаясь в его глубинное сердце, которое он прятал как израненного ребёнка внутри. Пол был холодный, мраморный — её руки небрежно трогали мужское лицо, как что-то неодушевлённое на предмет качества.
Мартин Сью, великий и ужасный, голый и мокрый стоял на коленях в ожидании. Ожидании чего? Смутно он представлял, но знать больше не было его необходимостью.
Она придвинулась вплотную, поднимая его подбородок. Его сильное белое тело содрогнулось и против воли всё в нём потянулось вверх за ней. Мартин знал, что пожалеет о происходящем — а он умён, и потому жалел уже сейчас. Но сопротивление не хотело оказывать то, что он в себе не контролировал.
Прямо в эту секунду он попытался прервать своё потопление робкой попыткой прикоснуться к ней — она жёстко ударила по руке. Её взгляд скользнул в самый низ — бровь насмешливо поднялась:
— Какогó тебе — с водой стекает и твоя гордость…
Дышать становилось всё труднее. Её нога прижалась плотнее.
Стон вырвался сам.
Его глаза закрылись — лицо ощутило смачную пощёчину:
— Смотри.
И он смотрел, как остатки выдуманного им мира накалялись, затягивая разум плотным облаком. Почему-то он знал, что течение жизни устроено правильно сейчас, пусть он и ненавидел правила.
* * *
В течение многих дней жизни Мартин знал всё — это выделяло его из других. Любое действие играло только на его стороне сквозной мотивации — всё было ружьём Чехова, обязательно выстреливавшим в нужный момент.
Но в ванной старост он не знал, что это было, и главное — зачем.
Он слабо помнил, как всё закончилось и почему он сейчас сидел на кровати, поджав под себя ноги. В груди заболело давно забытым отвращением, которое некоторое время назад ушло в глубокую спячку.
Все действия в ванной по-настоящему принадлежали ему, и именно это его сейчас так расстраивало и обжигало. Лучше было не вспоминать — концепция неуправляемого «я» всегда претила его целям и принципам.
Двойственность махровым цветком жгла изнутри — неприятное удовольствие от неизбежности, которой он с таким постыдным рвением отдался, было под колоссальным давлением плиты последствий. А именно — кто он после этого? Униженная сука, так как это в его базовой природе, которая взяла вверх, как бы он ни старался всю жизнь ранее?
Мартин схватился за голову. Он чувствовал себя грязным, хотелось отмыться, но это было уже невозможно. Потому что ему это нравилось.
Он искренне смотрел, как эта проклятая ведьма трахает его рот своим пальцем, доводя Тома до тошноты, и в моменты краткой передышки он умоляет ещё.
Наверное, его член никогда так не горел от разрядов магии. Всё, что он испытывал от власти над Аристократкой и подобными, было жалким оттиском — смутной формой утверждённого комфорта удовольствия от себя, за которое он неосознанно боролся во всех формах.
А здесь он был… он впервые не был. Возможно ли такое?
И что в этой девчонке заставляет его быть таким ничтожным? Таким… обычным.
Мартин не знал ответа, и сил на его поиск не было. Но силы не было и на борьбу.
Со слезами и ненавистью, лежа на животе, он приподнял таз и продолжил позорную неизбежность возбужденного тела и уязвлённого достоинства. Пожалуй, этот побег при вспоминании о сделанном — единственный способ ненадолго провалиться в мир, где он не видит катастрофы случившегося.
Да — всё уже случилось навсегда.
И поэтому он обязан понять, как эта девчонка сотворила с ним такое.
Потому что Мартин Сью никогда не проигрывает: даже если сейчас содрогается от мысли о её поганом рте, произносящем ненавистное.
Он восстановит необходимое место единственного верного баланса её подчинённого положения. Просто надо быть немного хитрее.
Глава 17. Попробовать
Она устало закрыла глаза, будто хотела этим закрыть себе доступ к собственным мыслям. Но она упорно видела, что в этом мире и другом времени она сама была своей тёмной версией, с тёмной версией Друга 1 рядом. Интересно, было ли отсутствие Друга 2 решающим фактором?
В выходной она могла себе позволить не выходить из комнаты и смотреть только в темноту своих мыслей.
Всё, что произошло прошлой ночью, подействовало на неё странно.
Ей было невероятно хорошо. Впервые она была той, кем хотела быть всегда.
Ведь это большой вопрос — как быть тем, кто ты есть в неком мета-жизненном, высоко-магическом измерении? Реальность всегда даёт варианты по твоему образу и подобию, потому стать иным всегда так сложно.
Но она была каждой клеточкой своей собственной мечтой, когда трогала Мартина Сью по лицу, когда
