лишь, когда враг приближался к ним на определенную дистанцию. По мои, опять же примерным, прикидкам эта тревожная дистанция находилась где-то в районе тридцати-тридцати пяти метров — это расстояние нейтральной полосы между крайними утопленниками атаковавшей нас пятерки и следующими за ними, оставшимися пока что нейтральными стражами.
Меж тем, обезумевший от лютой боли в прожженном острогой крыле и намертво заарканенный сетью-смерчем за ногу грома-бык, забыв о моем наказе, разродился в отместку серией пахучих гостинцев. И внизу под нами озерная гладь через секунду вспенилась от серии мощнейших разрывов.
Вцепившись в цепь-поводя, дабы не сорваться от начавшейся яростной болтанки, я наблюдал: как сразу пара навозных бомб, угодив в трухлявую лодку находящегося аккурат под нами утопленника, буквально на ошметки разнесла и самого ублюдка в рыбачьей сети и его утлое плавсредство. Как серией взрывов от еще нескольких залетевших на край ближайшего плота снарядов, в щепки разворотило верхние постройки, побило все бочки-поплавки у трех их четырех бортов плота, и как резко утратившая плавучесть махина начала неотвратимо погружаться в озерные глубины, как струну, натягивая цепи и канаты, соединяющие тонущую часть поселения с соседними плотами. И как угодившее точно в основание ножки смерча навозная бомба своим разрывом, посекла и разметала на пару метров вверх водный столб-насос. После чего, лишившись подпитки из озера, затянувший заднюю ногу пита в свою жадную пасть водяной смерч осыпался вниз тоннами обычной воды, и с торжествующим ревом вырвавшийся-таки из капкана грома-бык стал набирать высоту, удирая с опасного места.
Впрочем, удирать — это слишком сильно сказано. Из-за раненого левого крыла стремительного взлета, к которым я привык, на сей раз не вышло. Бедолаге Заразе приходилось подстраиваться под корявые махи изувеченного крыла и сдерживать напор здорового, отчего подъем вверх происходил теперь с черепашьей скоростью — секунд в шесть-семь по одному метру.
Пока пит, шипя, как паровоз, отчаянно пытался занести нас на очередной метр выше, я коротал образовавшиеся свободное время в тщетных попытках нанести хоть какой-то ущерб бросками топора оставшейся внизу и медленно отдаляющейся теперь четверке агрессивных утопленников. Последних, кстати, начавшаяся во время недавних близких разрывов сумасшедшая болтанка ничуть не размотала, а долетевшие до них шрапнелью щепки с потопленного рядом плота и ошметки разорванного в клочья стража-соседа их мертвой плоти навредили меньше, чем слону дробина. Увы, все мои прицельные, убойные броски топора из пятой стойки Изумрудного берса, неизменно поражая цель, наносили при этом просто смехотворный урон. Как и с городскими зомби, легко отсекаемая системным оружием водянистая плоть утопленников тут же возвращалась последними на место среза и мгновенно прирастала обратно. Из-за одеяния-сети процесс эдакой извращенной регенерации в исполнение утопленников происходил даже в разы быстрее от того, что отрубаемые мною головы и конечности, не отлетали прочь, а зависали рядом с телом на обрывках сети, соответственно, тут же нащупывались калекой и за считанные секунды прилаживались обратно.
Мои опасения, что оставшиеся внизу четверо невредимых агрессоров успеют полностью восстановить ману в своих Резервах за время нашего столь неуклюжего подъема, очень скоро, к сожалению, наглядно подтвердились. Когда мы поднялись до высоты примерно в двадцать метров, ближайшая к нам пара утопленников синхронно вскинула руки вверх в знакомом жесте готовности к выстрелу — из зоны ответственности двух крайних ушлепков мы, к счастью, с горем пополам все-таки успели уже выскочить…
Глава 13
Ожидать, что Зараза сможет увернуться с покалеченным крылом от пущенных «лодочниками» прямой наводкой снарядов, было равносильно самоубийству. Более того, из-за затяжного взлета почти зависший на одном месте грома-бык представлял собой великолепную мишень, промахнуться мимо которой было практически невозможно.
Спасение нашего тандема теперь целиком ложилось на мои плечи. Вернее, на руки, без промаха швырявшие из пятой стойки Изумрудного берса топор по мертвякам в лодках. Причем сработать требовалось быстро, четко, с первой попытки, и без обдумывания плана и анализа вероятных последствий, времени на которые не было от слова совсем.
В нарисовавшемся цейтноте (когда пробудившаяся от апатичного ожидания парочка внизу синхронно начала задирать руки для нового магического залпа) на ум мне пришло единственное решение: попытаться срубить топором руку одного из лодочников, отсрочив таким макаром его выстрел до «починки» обрубка, и следующим броском восстановившегося в руке системного оружия попытаться сбить на подлете к туше питомца магический «гостинец» от второго лодочника, благо опыт такого рода перехвата за плечами у меня уже имелся.
Отправленный тут же вниз топор не успел достичь руки лодочника самую малость. За ту секунду, что разгорающийся зеленым пламенем системный предмет летел к обмотанной сетью культяпке лодочника, из рук утопленника вырвался голубой комок сети. Как следствие: не достигнув конечности твари, мой топор сгинул в изумрудной вспышке от столкновения с вражеским снарядом.
Рассматривать последствия фееричного столкновения техник внизу над озерной гладью у меня не было времени. Потому как правую ладонь уже ожидаемо повело вниз от веса материализовавшегося заново топора. И отчаянным рывком я тут же послал его наперехват голубой остроги от второго противника. Нацеленный куда-то в невидимое вне сверху подбрюшье крылатого гиганта, этот легкий стремительный снаряд одолел уже более половины дистанции до цели.
Топор дотянулся-таки до заднего края почти вонзившейся в броню питомца остроги, и последовавшая за столкновением двух техник изумрудная вспышка, мгновенного их взаимоуничтожения, нормально так опалила заразино подбрюшье.
— МУУУУ!.. — зашелся в страдальческом реве грома-бык.
— Терпи, казак, атаманом будешь, — попытался я подбодрить товарища, но в ответку на успокаивающие похлопывания по роговой шейной пластине, получил в свой адрес ни разу не спасибо:
— МУУУУ!..
— Сам такой, — обиделся я и, предоставив питомцу успокаиваться самостоятельно, сосредоточил снова внимание на стражах-лодочниках внизу.
Отстрелявшийся создатель снаряда-остроги, как водится, опустил руки вдоль тела, погрузившись в режим апатичного ожидания, когда опустевший Резерв по новой заполнится маной. А вот на месте сотворителя снаряда-сети, вместо лодки с затянутым в сетевые лохмотья утопленником, плавали теперь лишь обугленные головешки.
Ублюдок, получивший прямо над головой изумрудную вспышку самоликвидации магических снарядов, не обладая толстенной роговой броней грома-быка, сгорел, похоже, в зеленом пламени, как пресловутый мотылек.
Подтверждая мою догадку, перед глазами загорелись строки системного лога:
Внимание! За уничтожение стража рыбарь-утопарь вам единовременно зачисляется 13785 единиц живы.
— Зараза! Слышь, бро⁈ Я, кажись, нашел способ всех ублюдков тутошних завалить! — порадовал я тут же напарника.
— Муууу!..
— Эй, хорош уже дуться-то. Я, между прочим, вспышкой той жизнь тебе только что спас.
— Муууу!..
— Так, то ж не я, а говнюк из лодки острогой в паховую область тебе нацелился. Я же, отбив угрозу топором, можно сказать спас тебя, грубияна неблагодарного,
