Никиты дрогнули. Он, прикрыв рот, кашлянул и посерьёзнел.
– Но тебе всё равно стоит быть готовым к тому, что на тебя будут глазеть. И подозревать в том, что тебе, возможно, даже в голову не взбредёт сделать. Говорить, что каждый лукоморец сам за себя решает – это одно, но дурную репутацию некоторых сказочных персонажей не всегда легко побороть. Я просто хочу сказать… – Он неловко шаркнул ногой по ковролину. – Будь готов, ладно? И постарайся не принимать близко к сердцу, оно того не стоит. Они того не стоят.
Что-то в его тоне было такое, что убедило Костю – мальчик говорил, исходя из личного опыта.
– А ты сам… – начал он. И спохватился: – Об этом вообще можно спрашивать? Это не нарушает какие-нибудь… правила?
Никита отмахнулся и направился к шкафу.
– Здесь – нет. Ну как, всегда можно нарваться на тех, кто не хочет об этом говорить. У всех свои обстоятельства, – обтекаемо сказал он, снимая с нижней полки кроссовки. – Но в целом нет, в лицее эта тема не запретная, наоборот, учителя постоянно твердят, чтобы мы обсуждали свои способности, узнавали их, потому что здесь мы можем это делать, не боясь чужих глаз. Это вне лицея надо быть очень осторожным.
Костя медленно кивнул. От него не укрылось, что Никита так и не ответил на его первый вопрос, но не был уверен, стоит ли к нему возвращаться.
Закончив шнуровать кроссовки, Никита выпрямился и, заметив взгляд Кости, вздохнул. Отведя глаза, он тихо, но с вызовом сказал:
– Моя мама – соловей-разбойник.
Костя быстро заморгал. В голове забурлила тысяча вопросов, и он не знал, за какой первым ухватиться.
– Она… умеет громко свистеть? – неловко спросил он и дико покраснел. Нашёл что спросить!
Никита, явно от неожиданности, прыснул, но его плечи расслабились, а из взгляда ушла подозрительность.
– И это тоже, – успокоившись, с улыбкой кивнул он. – Но вообще она умеет очень громко говорить. О-о-очень громко, – выделил он. – Так что при желании может комментировать на весь стадион без микрофона и динамиков.
– Ого! – восхитился Костя.
Почувствовав его искренность, Никита увлечённо зачастил:
– Но это ещё не всё! Все соловьи-разбойники обладают абсолютным слухом, из них получаются первоклассные музыканты, не только певцы. Хотя и голосом они управляют – будь здоров! А ещё – об этом, правда, нам рассказывали на этике, моя мама так не может – в прошлом были соловьи-разбойники, которые какими-то особыми модуляциями голоса могли, ничего вслух не произнося, посылать свои слова прямо человеку в мозг, причём на многие километры от себя! Как телепатия! Только работающая в одну сторону, – добавил он, слегка сникнув. Но быстро воспрянул духом: – А ещё в восемнадцатом веке жил соловей-разбойник, который умел голосом пробуждать тех, кто заснул, как тогда говорили, непробудным сном! То есть выводить из комы!
Костя слушал с живым интересом, в полной мере разделяя восторг соседа: всё это действительно звучало фантастично и очень даже положительно. Но в то же время он понимал, почему Никита не особо спешил распространяться о маме. Костя сам, когда Василий назвал его «кощеем», первым делом вообразил жуткого бледного старика в золотой короне, восседающего на троне из костей. А о чём он подумал, услышав «соловей-разбойник»? О безжалостном усатом бандите, подстерегающем и убивающем путников, чтобы поживиться их добром. Конечно, он немедленно прогнал этот образ, устыдившись, но это стало полезным уроком. Именно об этом предупреждал Никита, говоря, что на него будут глазеть и ожидать того, что, возможно, ему и в голову не взбредёт сделать. Вот только если Никита имел полное право злиться на предрассудки, то Костя уже умудрился оступиться и продемонстрировать, что он очень даже соответствует ожиданиям, автоматически накладываемым на всех кощеев.
В тот момент Костя пообещал себе, что больше этого не повторится. Чтобы, если кто-то начнёт смотреть на него косо, просто потому что он кощей, не зная его самого, он имел полное моральное право осадить этого человека.
– А какой ты лукоморец? – полюбопытствовал Костя, предвкушая ещё одну порцию занимательных сведений о мире, который только-только начал ему открываться.
Но вместо этого улыбка сошла с лица Никиты. Сунув руки в передний карман худи, он слегка ссутулился и, отвернувшись к окну, сказал:
– Никакой. Я здесь чисто из-за мамы, потому что меня больше не с кем оставить. Отца я не знал, но, раз у меня до сих пор не проявились никакие способности, значит, мама права, и он не был лукоморцем. Ну а мне, – мальчик пожал плечами, – просто не повезло.
Костя едва не спросил про полулукоморцев, о которых упоминал Василий, но что-то в нарочито ровном голосе Никиты и его скованной, будто упреждающей возможный удар, позе вынудило его передумать. Вместо этого он, убрав руки в карманы джинсов, сказал:
– Я тоже своего отца не знал. И маму тоже. Меня бабушка воспитывала. – И, поддавшись внезапному порыву, добавил: – А теперь она не желает меня знать, потому что я кощей.
Он смотрел в противоположную сторону, куда-то на стену, но боковым зрением видел, как Никита быстро повернулся к нему и, помолчав пару секунд, приоткрыл рот. Но что бы он ни собирался сказать, ему не дал громкий стук в дверь.
Три бесцеремонных удара кулаком, пауза и снова три удара. Когда это повторилось в третий раз, Костя неуверенно глянул на Никиту. Лицо соседа страдальчески вытянулось, и он протяжно и шумно выдохнул.
– Никитос! – донёсся из-за двери звонкий девчоночий голос. – Открывай! Я видела, как Леший уходил, и знаю, что новенький уже у тебя!
Глава 8
Жанна
– Леший? – растерянно переспросил Костя под четвёртую серию стука.
– Вадим Евгеньевич, – пояснил Никита, направляясь к двери. Делал он это неохотно, громко шаркая, будто с трудом переставлял ноги. – Он леший, ну, в смысле, как лукоморец. Вот его все за глаза так и зовут.
Косте очень хотелось узнать подробности того, что может его новый классный руководитель, но расспросы пришлось временно отложить. Стоило Никите приоткрыть дверь, как её тут же с силой толкнули извне, вынудив беднягу отшатнуться, иначе бы ему точно прилетело створкой по лбу.
– Полегче! – возмутился он. – Как ты вообще узнала, что он здесь? Мне самому Леший только вчера перед сном сказал! И хватит уже вламываться без спроса!
Ворвавшаяся в комнату девочка – а в глазах Кости она действительно ворвалась, как неудержимый ураган, сметающий на своём пути любые препятствия, – лишь презрительно фыркнула:
– Пфу! Ещё Владу на меня пожалуйся, что я к тебе
