казалось слегка нереальным, как сон.
Возможно, видя его растерянность, Никита, закончив приглаживать волосы, предложил:
– Ты бы переоделся и умылся, а то скоро уже на завтрак идти. Возьми с собой чистую тетрадь и пенал, сегодня на уроках тебя никто сильно гонять не будет. Все учителя знают, что ты только приехал.
С этим подобием плана Костя почувствовал себя немного увереннее и, кивнув, присел рядом с сумкой. Василий, судя по всему, долго голову не ломал – просто сложил неаккуратными стопками все вещи Кости из его ящика в комоде и полок в шкафу и запихал внутрь. И он точно занимался этим самостоятельно, потому что бабушка бы наверняка предварительно разложила всё по пакетам: отдельно бельё, отдельно футболки.
Торопливо отогнав мысли о бабушке и её неучастии в сборах его вещей, Костя хмуро воззрился в глубь сумки.
– Что-то забыл? – спросил Никита.
Костя повернулся к соседу и ещё раз окинул взглядом его повседневную одежду.
– А у вас… В смысле, в лицее, – исправился он, – нет школьной формы?
– Не-а, – замотал головой Никита. – Кто в чём хочет, тот и ходит. Ну, не выходя за рамки приличий, – немного изменив тон, очевидно цитируя кого-то, добавил он и закатил глаза. – Нас тут слишком мало, чтобы из-за этого заморачиваться.
– Мало? – с любопытством переспросил Костя, рыща в сумке в поисках свежей пары носков. Все носки оказались заткнуты в штанину его вторых – и последних – джинсов.
– Да, в среднем человек шесть в каждом классе. И ещё трое на начальной подготовке, они на индивидуалке, пока не пойдут в пятый. – Никита вопросительно наклонил голову. – Ты вообще что-нибудь знаешь о лицее?
Костя помотал головой, снимая вчерашнюю рубашку и натягивая на себя толстовку.
– Я только вчера узнал, что я лукоморец.
– О. – Никита, явно не ожидавший такого поворота, пару раз моргнул, но быстро пришёл в себя. К облегчению Кости, он не стал ёрничать на тему его невежества. – В общем, стандартное обучение в лицее с пятого по одиннадцатый, но есть индивидуалка для мелких из началки, если очень приспичит. Классов по одному на год, как я уже сказал, в среднем по шесть человек, где-то больше, где-то меньше. В нашем с тобой шестом, например, теперь будет восемь. В старших – десятом и одиннадцатом – сейчас по трое, но после девятого всегда около половины уходит. В техникумы там или ещё куда.
– Так мало? – удивился Костя, посчитав, сколько примерно получалось – меньше пятидесяти человек.
Никита развел руками.
– Лицей изначально был рассчитан лишь на восемьдесят учащихся, плюс-минус. Хотя нам рассказывали, что в Великую Отечественную тут жили больше пятисот человек, но тогда ситуация была другая: лицей служил убежищем и штабом партизанского отряда лукоморцев. А в обычное время здесь редко когда проживало больше сотни, это считая учеников, учителей и весь остальной персонал. Лукоморцев-то в принципе очень мало, и далеко не все отправляют своих детей сюда. Всех учеников, по сути, можно поделить на две группы. – Никита разогнул указательный палец на правой руке. – Те, для кого Тридевятый лицей мало чем отличается от любой другой элитной частной школы, просто попасть в него могут лишь избранные – лукоморцы. – Он отогнул средний палец. – И кого отправили сюда из-за их сил. Либо потому что им необходимо научиться их контролировать, либо потому что они уже их контролируют, но применяют не так, как следует.
Никита осёкся, быстро глянул на Костю и отвёл взгляд, несомненно задавшись вопросом, к какой из описанных категорий он относился. Костя пока не был готов вываливать на соседа по комнате неприятные подробности совершённых им глупостей и семейных обстоятельств, к тому же он не знал, мог ли ему доверять. Поэтому, когда Никита, не справившись с любопытством, всё-таки осторожно спросил: «А ты сам?..» – Костя ограничился кратким:
– Я кощей.
– Кощей… – шёпотом повторил Никита, уставившись на него во все глаза. – Ого… – Он задумчиво уставился в потолок. – Если не ошибаюсь – нам говорили что-то такое на этике лукоморцев, – за всю историю Тридевятого лицея здесь обучалось лишь три кощея. Один, кстати, относительно не так давно, лет пятнадцать-двадцать назад закончил. Второй где-то в середине девятнадцатого века.
– Этика лукоморцев? – переспросил Костя, отодвигая стул от письменного стола, чтобы поставить на него рюкзак. Внутри оказались напиханы тетради, ручки, карандаши – на беглый взгляд, всё то, что лежало на столе и внутри тумбочки в их с бабушкой квартире. Заметив прошлогоднюю тетрадь по математике в приметной обложке с фиолетовыми разводами, Костя поморщился и принялся выкладывать содержимое рюкзака на стол.
– На ней нам рассказывают историю лукоморцев, про особенности наших сил, какие они бывают, по каким признакам можно распознать того или иного лукоморца, а самое главное – как нам вести себя в обществе не-лукоморцев, – пояснил Никита, поднимаясь. Он криво улыбнулся Косте. – Например, про кощеев нам говорили, что они могут чувствовать и притягивать к себе ценные вещи.
Костю в одну секунду затопил испепеляющий стыд. Он почти уверился, что от его ушей повалил дым, и даже открыл рот, чтобы что-то возразить – хотя что тут возразишь? Но Никита, отвернувшийся к своему столу, чтобы сложить в рюкзак учебники и тетради, без паузы продолжил:
– А ещё – что они гениальные оценщики, потому что им достаточно буквально посмотреть на вещь, чтобы понять, насколько она ценная. И что благодаря их особому складу ума они умеют копить и зарабатывать, а затем преумножать свои богатства, интуитивно зная, в какие дела стоит вкладываться. Не зря же есть выражение «знать цену деньгам».
Он обернулся на Костю, который был так огорошен словами, что мог лишь оторопело моргать, и понимающе улыбнулся.
– Как говорит Артур Тамерланович, это наш физрук, и он же преподаёт этику: всё зависит от перспективы и личного выбора. Дар лукоморца сам по себе не плохой и не хороший, это человеческие качества, и лишь сам лукоморец решает, как применять свои силы – во благо или во зло.
Завершил Никита на едва различимой вопросительной нотке и, слегка нахмурившись, посмотрел на Костю со смесью настороженности и предупреждения.
Костя отчаянно замотал головой в немой клятве ни за что не применять свой дар против соседа. Да и вообще против кого-то. С него выше крыши хватило неприятностей с Антоном. А зарабатывать себе новые в закрытой школе, где он у всех на виду и откуда никуда не деться? Он был не настолько глуп. Не говоря уже о том, что Костю до сих пор мутило со стыда при одной мысли об уже совершённом воровстве.
Уголки губ
