что и не жил на свете!
Так, продолжая обмениваться громкими речами, мы уцепили палочками по ломтику рыбы, окунули ее в понзу и начали жевать. Фараон делал это с некоторой опаской, я же был абсолютно спокоен — зря, что ли, мне столько раз прилетало по спине бамбуковым дрыном от почтенного Миуры-сан? В свое время дядька был выдающимся мастером приготовления фугу, слава его гремела по всей стране, пока он не решил, что с него хватит и не удалился на покой, торговать в своей крохотной лавчонке.
— Действительно вкусно! — удивленно сказал Фараон, но я мрачно покосился на него, и валлиец снова заголосил, расхваливая неземное наслаждение. Второе блюдо стояло поодаль, мы то и дело косились на него, и я приговаривал:
— А это мы оставим на завтра! Душа радуется, как подумаю, что завтра нас ждет продолжение!
Бутылка саке опустела. Я встал из-за стола, потянулся до хруста в позвоночнике и нарочито широко зевнул.
— Пойду-ка спать, — заявил я громко. И отправился в свою комнату. За спиной с подвыванием и вполне искренне зевнул Фараон.
— Я, пожалуй, тоже. Спокойной ночи!
Было темно, когда я проснулся от страшного треска. Весь паб ходил ходуном, с потолка сыпалась пыль, половицы в комнате страшно стучали. Пока я продирал глаза, кровать тряхнуло так, что я слетел на пол и здорово треснулся локтем и коленом. Матерясь в голос, я принялся натягивать штаны, пытаясь удержаться на ногах посреди всего этого хаоса. Ощущения были такие, словно я на корабле, который именно сейчас попал в шторм и вот-вот пойдет ко дну.
Пока я пытался поймать ручку двери, паб тряхнуло еще пару раз — особенно сильно. И вдруг наступила мертвая тишина. Я прислушался к ощущениям. Ничего не тряслось, вестибулярный аппарат не рапортовал о каких-то незапланированных изменениях в пространстве. И тут я услышал какой-то жалобный, приглушенный дверями звук: не то стон, не то писк. На всякий случай я вооружился, цапнув из свертка Сигурэ, который удобно лег в ладонь. Потом я открыл дверь и спустился по лестнице.
Фараон уже был внизу. Он стоял на пороге зала и ошеломленно осматривался. Я тоже огляделся и понял, что разделяю чувства хозяина заведения. Посмотреть было на что. В зале царил полный разгром. Тяжеленные столы валялись, перевернутые вверх ногами, на барной стойке я заметил какие-то осколки. Но все это показалось незначительной деталью, когда я присмотрелся к тому, что творится в центре зала, где стоял стол, за которым мы вчера ели фугу.
Этот стол был в порядке — то есть, уверенно стоял, как ему и подобает, столешницей вверх. Вторая тарелка, на которой вчера красовались ломтики ядовитого лакомства, была совершенно пуста. Рядом высилось что-то непонятное. Прищурившись, я хмыкнул. Это была здоровенная куча свежего помета, неприятно синего цвета и еще дымившаяся. Доски столешницы под кучей шипели и курились белым дымком.
— Нормально так, — задумчиво сказал я.
— Вя-я-я-я-я-я, — откуда-то из-под стола раздался тоненький, слабый и жалобный визг. — Вя-я-я-я-я…
Фараон бесстрашно подошел поближе, присел на корточки и посмотрел под стол.
— Так вот ты какой, — сказал он спустя несколько секунд, — Мануанус инферналис…
— Вя-я-я-я-я, — опять слабо и жалобно ответили ему. Я тоже заглянул под стол. Там, посреди осколков разбитой тарелки, пожеванных салфеток и завязанных узлом палочек-хаси со следами острых зубов, лежало что-то странное. Больше всего это существо было похоже на помесь синей ощипанной индейки, ежа и тушканчика. Правда, у него был длинный хобот, который сейчас болтался беспомощно, как тряпочка. Существо лежало, выставив туго набитый живот, покрытый редкой щетиной, и судорожно дергало длинной, тощей перепончатой лапой.
— Вя-я-я-я-я-я… — провякало оно еще жалобнее. Потом индейкоежа шумно стошнило. В воздухе запахло рыбой и уксусом.
— Теперь ты понял? — задушевно спросил Фараон, устроившись на стуле. — Понял, что даже на тебя найдется управа?
— Вя-я-я… — каким-то образом существо ухитрилось придать своему стону утвердительную интонацию.
— Понял, что наше терпение не железное? Думаешь, если ты бессмертный или типа того, мы не можем сделать так, чтобы твоя жизнь превратилась в кошмар?
Еще одно утвердительное жалобное «вя» донеслось из-под стола.
— У меня там, — Фараон махнул рукой в сторону кухни, — есть целый мешок активированного угля. И всяких средств для прочистки желудка. Если ты пообещаешь, что больше не будешь пакостить, я, пожалуй, подумаю о том, чтобы тебе выдать хорошую порцию.
Вяканье существа участилось, и бледный хобот несколько раз дернулся.
— А может, выбросим его за дверь, а? — злобно спросил я, изображая «плохого копа». — Выбросим, запремся, а потом, пока он приходит в себя, мы уже перенесемся куда-нибудь, и привет!
Фараон сделал вид, что задумался. Существо под столом притихло и только попискивало совсем жалобно, урча животом и дергая лапой.
— Да нет, — наконец решил валлиец. — Ну куда ему идти? Ты посмотри на него. Пропадет… ладно уж, пусть остается. Но только чтобы ни-ни, понял?!
Дождавшись утвердительного «вя», Фараон смилостивился.
— Вар, — попросил он, — будь другом. Принеси мешок с лекарствами из кухни, хорошо?
Я пожал плечами и отправился на кухню.
— Клизму брать? — спросил мстительно, выглядывая из дверей.
— Клизму… — протянул Фараон.
— Неть! Вя-я-я… — пискнули из-под стола.
— Ладно, обойдемся без клизмы. А все остальное тащи!
Вот так паб «Дубовый лист» наконец-то пришел в полный порядок. И даже обзавелся кем-то вроде бесплатного охранника. Что же до повара, превращенного в стул, то все оказалось не так просто, но это, как говорится, уже другая история.
Глава 6. Смерть — это только начало
Фараон и Вар
— Слушай, это же надо было так… — Фараон долго пытался подобрать слово поприличнее, и Вар видел, как шевелятся его губы в беззвучной попытке удержать ругательство. Потом валлиец сдался и обреченно махнул рукой. — Так на-ко-ся-чить.
Слово «накосячить» Фараон произнес по-русски и даже довольно чисто, хоть и по складам.
— А чего сразу я? — вскинулся Варфоломей. Потом вспомнил и погас лицом. — Ну да, точно я… Но ты тоже хорош!
— Я? – в свою очередь изумился Фараон. — Постой-постой, с этого места поподробнее, друг мой. В чем моя вина, по-твоему?
— Мог бы меня и остановить вовремя, — угрюмо сказал повар, крутя в руках пустую стопку. Зачем-то поднес ее к носу,
