Сэр Бенджамин вмешался прежде, чем у кого-либо еще появилась возможность задать вопрос.
— Если не возражаете, Чарлз, мы прервемся и закончим нашу сегодняшнюю встречу. Я прошу поблагодарить нашего гостя за такой увлекательный рассказ.
Снова послышались аплодисменты, которые исходили ото всех, кроме Рассела, который, наконец отложив карандаш, тер онемевшую руку.
— Чудесная работа, — сказал Брюнель, собирая лежавшие перед ним листы бумаги и заталкивая их в кожаную папку.
— Никогда больше не стану этого делать, — проворчал Рассел, массируя запястье. — Нам нужно взять секретаря.
Брюнель улыбнулся:
— Полностью с тобой согласен, старина. — Затем посмотрел на меня. — Вот здесь нам и пригодится наш друг Филиппс.
— Простите? — спросил я.
Брюнель завязал тесемки на папке и встал.
— Я хочу, чтобы вы временно стали нашим секретарем.
Это было уже слишком.
— Вы могли бы сначала спросить меня.
— Я и спросил. Только что.
— Боюсь, — сказал я, глядя на сэра Бенджамина, — я слишком занят, чтобы брать на себя обязанности вне больницы.
— Значит, вы больше не хотели бы посещать наши встречи? Знаю, Рассел сейчас отозвался об этой работе не лучшим образом, но, уверен, вы хорошо с ней справитесь.
— Я не понимаю, каким образом.
— Доктор, я читал истории болезней ваших пациентов, — сказал он с улыбкой. Я нахмурился, вспомнив об этом происшествии. — Они были просто замечательными. Этот поступок был продиктован отнюдь не любопытством — я хотел проверить, подходите ли вы для подобной работы. У вас хороший почерк, и, что еще важнее, ни одна деталь не ускользает от вашего внимания. По крайней мере именно такое впечатление сложилось у меня после краткого ознакомления с записями. Это редкий талант, вы просто прирожденный секретарь, Филиппс.
Я пробормотал под нос, что мне нужно подумать. В конце концов, он был прав: после сегодняшнего визита мне хотелось прийти сюда снова. И если единственный способ попасть на встречу — это согласиться вести протокол, то я не имел ничего против.
— Большего нам и не нужно, — победоносно заявил Брюнель, словно только что заключил выгодную сделку, и при этом похлопал по папке, которую держал в руке. — Нам нужно будет обсудить ваши новые обязанности. Ключ к важным научным или инженерным открытиям может лежать в комментариях, в ответах на вопросы или даже в самих вопросах.
Я краем глаза заметил, что человек по фамилии Оккам направился к двери, и в этот момент ко мне снова подошел Дарвин, которому явно хотелось поделиться очередными жалобами на здоровье.
Вскоре участникам встречи раздали пальто и шляпы, и все стали прощаться. Дарвин остался в обществе сэра Бенджамина и Рассела, которые собирались угостить его обедом в награду за выступление. Мы с Брюнелем приехали позже остальных и последними покинули комнату. Перед нами шли Хоус и Перри. Спустившись вниз, мы обнаружили наш экипаж на том же месте, где оставили его почти два часа назад.
— Я подвезу вас до дома, — сказал Брюнель, открывая передо мной дверь. Он уселся напротив, и мы принялись обсуждать события прошедшего вечера, начиная с выступления Дарвина. Однако я видел, что Брюнелю не терпелось поскорее перейти к другой теме, а именно к самому Дарвину.
— О чем он так хотел поговорить с вами?
Поскольку этот человек не был моим пациентом и мне не нужно было соблюдать конфиденциальность, я ответил, что Дарвин искал у меня совета по поводу своих многочисленных болезней.
— …и он говорит, что его тошнит каждое утро.
Брюнель весело хлопнул себя по колену.
— Так я и знал! Он в своем репертуаре. Даже странно, как он умудрился прожить столько лет.
— Вы знали о его состоянии?
— Конечно. Больше всего Дарвин любит разговаривать с врачами. То же самое он говорил и Броди, когда они только познакомились.
— Дарвин говорил с Броди о своих болезнях?
— Разумеется.
— А почему вы не предупредили меня, что он будет здесь сегодня вечером?
— Он всегда здесь бывает.
— Но я же этого не знал. И что теперь будет? Он рассердился, что вы пригласили меня?
Брюнель как раз собирался раскурить очередную сигару.
— Возможно, но мне трудно сказать насчет него что-то определенное. Он всегда на что-то сердится.
На этот раз я не мог с ним не согласиться.
— Он был немного недоволен, что вы украли его пациента. Правда, не удивлюсь, если он то же думал и обо мне.
— Что вы имеете в виду?
— Как давно вы работаете в больнице с Броди?
— Примерно пять лет, но, до того как меня назначили старшим хирургом, я мало с ним общался.
— Ладно, тогда я вам кое-что расскажу. Когда Броди встречается с кем-нибудь в первый раз, особенно с человеком богатым и имеющим положение в обществе, прежде всего расценивает, насколько тот перспективен как пациент.
— Я знаю, что у него есть несколько частных клиентов, и вы в том числе.
— Верно, мы являемся для него неплохим источником дополнительного дохода, а также пропуском кое-куда. — Брюнель сделал глубокую затяжку; сигарный дым клубами выплывал из его рта, пока он раскуривал сигару. — Как вы думаете, почему он был избран президентом Королевского общества?
— Наверное, благодаря своему вкладу в развитие медицинской науки?
— Не совсем. Он вскрыл нарыв на спине предыдущего президента и вылечил от оспы влиятельного члена совета. Вот как.
— Понятно.
— Представьте, какие чувства он испытывал, когда Дарвин начал жаловаться ему на свои разнообразные болячки. Этот человек стал для него просто золотой жилой.
— Это же смешно, — парировал я. — У Дарвина явно проблемы с головой, он законченный ипохондрик.
— Не думаю, что Броди разделяет ваше мнение.
— Что ж, я не представляю для него угрозы. Никогда не стремился быть частным врачом, даже для очень богатых и известных пациентов.
— Я в этом не сомневаюсь, но все же считаю своим долгом предупредить вас: он очень завистлив. — Брюнель затушил сигару о пепельницу, встроенную в его кресло, и склонился ко мне, словно собираясь поделиться каким-то секретом. — Послушайте, мой друг, мне очень нравятся наши с вами беседы. Мы, инженеры, и вы, врачи… у нас много общего; только вам приходится работать с костями и плотью, в то время как наш материал — винты и железо. Мы многому можем друг у друга научиться, поэтому я хочу, чтобы вы стали членом клуба.
— Но если все, что вы сказали, правда, то сэр Бенджамин будет не в восторге от подобной перспективы.
Мои слова не смутили Брюнеля.
