были мелкими, и его крупные кисти не помещались в них даже наполовину. Было что-то тревожно-жалкое в этой фигуре, и бармен — человек не из мягких ни по натуре, ни уж тем более по роду работы — всё же подошёл к нему.
— Сэр. Вам плохо? Может вызвать скорую?
Тот очнулся, в глазах проскочил испуг:
— Нет, нет. Не надо скорую. Я в порядке. Мне бы только до дома дойти. Кружится как-то всё вокруг, — извиняющимся тоном произнёс он. — Я вот тут живу, прямо за этим углом.
Бармену ничего не оставалось, как взять мужчину под руку и, удивляясь своему порыву, довести посетителя домой. Мужчина был высок: выше крупного бармена на полголовы, но худ. Поддерживая его под локоть, бармен даже через ткань пальто чувствовал, что держится за кость, словно на ней вовсе не было плоти. Тот и вправду жил рядом. Четырёхэтажный доходный дом, с наружными пожарными лестницами: старый, пропахший, с мутными жёлтыми лампочками в грязном подъезде и, конечно, никакого лифта. На третий этаж они поднимались долго, останавливаясь на каждом этаже, чтобы мужчина передохнул. Бармен хотел оставить его у дверей квартиры, но потом решил, что, раз он уже вызвался быть сегодня добрым самаритянином, то доведёт того до кровати, а то, чего доброго, он тут в коридоре и рухнет. Кровати в крохотной студии не оказалось. Был потёртый диван, к которому бармен и подвёл мужчину. Он помог ему снять пальто, но заниматься дальнейшим ухаживанием не собирался. Да тот и не просил. Как был: в брюках, туфлях и тонком джемпере с протёртыми ещё не насквозь, но уже истончившимися до прозрачности локтями, он аккуратно, без резких движений лёг на диван.
— Спасибо, Сэр. Огромное спасибо. Мне уже лучше. Давление, наверно, скакнуло, возраст, — он попытался улыбнуться. — Посплю, и завтра всё будет в порядке. Спасибо вам.
— Давление, как же, — раздражено подумал бармен. — Ты три дня подряд выпиваешь в баре по пять, а то и по шесть порций. В твоём возрасте многовато.
Но вслух сказал другое:
— Ок. Сэр. Выздоравливайте.
Тот не ответил. Он уже спал.
Бармен собрался уйти, но его внимание привлекла стена, у которой стоял обшарпанный письменный стол. В квартире, собственно, больше ничего и не было. Диван, стол и два стула: один возле стола, а второй на крохотной кухне без дверей, как и положено в студии. Всё старое, потёртое и некомплектное: то ли подобранное на помойке, то ли купленное на гаражных распродажах. На столе стоял допотопный лаптоп и такой же принтер. Так вот стена над этим письменным столом, вся, насколько высоко мог дотянуться владелец, была заполнена фотографиями детей и подростков. Часть из них была прикреплена к стене скотчем, часть — кнопками. Это были в основном любительские фотографии, но попадались и профессиональные: фото из школьных альбомов, студийные и даже две свадебные. Все они были разных форматов, цветные и чёрно-белые, в рамках и без. Некоторые фотографии были сгруппированы и обведены прямо на стене цветными фломастерами. От некоторых шли стрелки к другим. Одна была в чёрной рамке. Трудно было понять, все ли изображённые на них дети разные или где-то повторяются одни и те же, но точно это был не один ребёнок. Там были и мальчики, и девочки. Были блондины и брюнеты. И это не были эротические фотографии. Все дети, за исключением десятка или полутора грудных младенцев, были одеты. Вместе было их не меньше полусотни. Кроме фотографий, на стене было закреплено несколько газетных вырезок и распечатки на принтере, явно взятые из каких-то социальных сетей.
Такие стены с фотографиями и вырезками бармен не раз видел в детективных сериалах. Бравые следователи находили их в логове серийного преступника, обычно ближе к последней серии, и дальше оставалось только одеть на того наручники. Бармен повернулся к спящему. Он впервые разглядывал его при ярком свете, а не в полутьме бара или темноте улицы. В раздевающем свете стосвечовой лампочки без плафона, низко висящей на пыльном шнуре, было видно, что это старик. Не пожилой мужчина, как показалось ему изначально, а худой и небритый старик.
— Немудрено, что на него так подействовали те пять, разведённых талым льдом порций, — подумал бармен, — Кто он? Старый педофил? Серийный маньяк? Вряд ли. Не повёл бы такой незнакомого человека к себе домой. Да и не похож он. Дохлый какой-то.
Ему не было страшно. Не было даже интересно. Острое любопытство не являлось чертой его характера от рождения, а то немногое, что было заложено, притупилось с годами. Стоя за стойкой и каждый вечер выслушивая жизненные коллизии подвыпивших посетителей, он научился дистанцироваться, оброс толстой шкурой и безразлично — впрочем, кивая и поддакивая в нужных местах, — сочувствовал клиентам. Это приносило хорошие чаевые. Сейчас у него не было даже чувства опасности, которому он доверял и которое его редко подводило, но, тем не менее, не погасив свет и стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящего, он на цыпочках вышел из квартиры и аккуратно прикрыл за собой дверь.
3
Старик появился в баре следующим вечером — сразу как стемнело. Казалось, он жил не по часам, а по световому циклу, как животное. Он вошёл и с виноватым видом, уселся на табурет у стойки:
— Я хотел поблагодарить вас за вчерашнее: за помощь и заодно ещё раз извиниться за доставленное неудобство, — он был само раскаяние.
— Не стоит, — ответил бармен, — Всё ОК. Случается.
— Нет, нет. Со мной такое впервые и мне страшно неловко. Видимо всё же возраст сказывается, — в голосе появились жалобные нотки и бармен, почувствовав это, насторожился.
— Кстати, меня зовут Джозеф, — сказал старик. — А вас?
— Виктор, — ответил бармен, ожидая продолжения.
— Ну и замечательно, — сказал старик, — Извините, но мне казалось, что после вчерашнего будет правильно, если мы познакомимся. И… будьте любезны, Виктор, сделайте мне, пожалуйста, виски, тот же самый, со льдом.
— Послушайте, Джозеф. Это не моё дело, но я не хочу, чтобы вы снова напились у меня в баре, и мне пришлось снова отводить вас домой, — спокойно ответил Виктор, получивший вопрос, которого он и ожидал. — Мне не нужны тут лишние проблемы. Хотите напиться — сделайте это в другом месте.
— Нет, нет, что вы Виктор. Никаких проблем не будет, я обещаю. Я не буду напиваться. У вас здесь так уютно. И совсем рядом с домом.
— ОК, Джозеф. Только давайте договоримся: две порции и всё — и вы больше даже не просите. Договорились?
— Виктор! Вы человек! Конечно, да! Две и достаточно. Я посижу вон там, в углу. Почитаю газетку, а вы, как освободитесь — подходите. Поболтаем, я расскажу вам свою историю. Думаю, у вас какие-то вопросы возникли после вчерашнего посещения моих роскошных апартаментов, — он криво усмехнулся.
Бармен ничего не ответил. За годы работы он выслушал столько пьяных историй, что тратить время на ещё одну у него не было ни малейшего желания — вот если бы только не эта стена с детскими фотографиями. Она не давала ему покоя. Вчера, пока он шёл домой, у него даже мелькнула мысль позвонить в полицию, но что он мог им сказать? Что у неизвестного старика на стенке наклеены фотографии одетых детей? Это преступление? Стена требовала объяснения, и когда подошло время закрытия, он взял пепельницу, налил — теперь уже себе — хорошего виски без всякого льда и подсел за столик в углу. Курить в баре не разрешалось, но после закрытия он мог делать всё что пожелает. Старик уже дочитал всю, принесённую с собой кипу газет. Что-то в них обвёл, а какие-то куски страниц даже вырвал и, сложив стопочкой, сунул во внутренний карман пальто. Второй стакан перед ним был пуст. Для человека пьющего уже не первый день он выглядел на удивление прилично. Он был даже тщательно выбрит, но ощущение униженности и потерянности, которое он вызывал у бармена, от этого только усилилось.
Когда Виктор молча опустился на стул напротив старика, тот, словно очнувшись, сразу начал говорить:
— Я понимаю, что после вчерашнего посещения моей квартирки у вас возникли некоторые вопросы. Кстати, ещё раз хочу вас поблагодарить за вашу
