на локте. Раб воспользовался этим, чтобы взбить подушки и подсунуть их поудобнее хозяину под бок.
Деимах заговорил назидательным тоном, обращаясь к кушану:
– Македоняне Бактрианы уже не те, что раньше. После восстания Диодота никто не смел нам указывать – ни Селевк Каллиник, ни Арсак. А Эвтидем! Хоть и был родом из анатолийских карийцев, не упал на колени перед Антиохом Великим, не сдал ему Бактру, даже после поражения на реке Арий. Два года он защищал город, пока Антиох не бросил осаду и не ушел в Индию… Вот на этих самых стенах! – Деимах описал рукой круг. – Вот это я понимаю – мужество и упорство! Потом Деметрий… не посрамил седин отца, даже римляне называли его «regis Indorum» – «царем индов». При нем империя эллинов простиралась от Яксарта[66] до пустыни Тар…
Он стукнул кулаком по ковру – да с такой силой, что если бы это был стол, вся посуда наверняка полетела бы на пол.
– Потом наступил конец, потому что Эвкратид сцепился с Деметрием за власть. И чем это закончилось? Развалом страны! Парфяне забрали у нас Аспион и Туриву. Деметрий сгинул в Индии, а Платон, сын Эвкратида, переехал собственного отца колесницей. Все! Нет больше империи эллинов. Что было дальше, известно всем… Потомки Эвтидема и Эвкратида резали друг друга, забыв про общих предков. Один за другим полисы падали под ударами саков. Гелиокл еще держался, пока не пришли вы – кушаны… Лишь Менандр закрепился в Арахосии, отгородившись от оккупантов Брагуйскими горами. Но последнего из его потомков, Стратона, разбил сатрап Матхуры, Раджувула… Бактру захватили ассакены. И вот мы – эллины! – разделили судьбу бактрийцев. Нас загнали в шахристан и вспоминают только тогда, когда нужно содрать подати или пополнить войско Гондофара новобранцами. Зевс и Аполлон отвернулись от эллинов. Даже не знаю, какие жертвы нужно принести богам, чтобы вернуть нашему народу свободу и былую славу…
Стратег уронил голову на грудь и замолчал. Внезапно он схватился за темень, скривившись от боли – давала о себе знать полученная зимой рана.
Сестры заметно заскучали. Гермей давно потирал ногу, ожидая окончания пламенной речи отца, чтобы вернуться в комнату. Кандис еще раньше отправилась на кухню. Поблагодарив хозяев за обед, Куджула принялся зашнуровывать сандалии. Пьяному Деимаху слуги помогли подняться, после чего повели его в спальню. Гермей тепло попрощался с гостем и тоже захромал к себе.
Мирра с Аглаей вызвались проводить Куджулу – а то получается, как будто от него поспешили отделаться, словно небрежно свернули прочитанный пергамент.
Молодые люди остановились за стеной усадьбы.
– Не держи зла на отца, он не хотел тебя обидеть, просто напился, – сказала Аглая, теребя рукой край пеплоса. – Должность убивает его: эллины требуют гражданских свобод, а ассакены – повиновения и уважения. Бактрийцы тоже входят в Царский совет, но тянут одеяло на себя, хотят получить больше привилегий. Отец мечется между двух огней, делает все, чтобы погасить недовольство среди эллинов. Если начнется резня между бактрийцами и эллинами, виноватым окажется он, потому что не предотвратил. Вот и пьет. Да еще это ранение… когда начинает болеть голова, у него бывают приступы ярости. Мы привыкли…
– Я не обижаюсь. Он прав, мы – варвары. Его предки строили полисы на берегах Эгейского моря, когда мои колесили в кибитках по степям вокруг Рипейских гор[67]…
– Ну ладно, вы поговорите, а я пошла, – торопливо вставила Мирра.
Бросив на младшую сестру заговорщический взгляд, она убежала в дом.
Наступила неловкая пауза.
– Мне тоже пора, – сказала внезапно покрасневшая Аглая, затем быстрым шагом направилась к воротам.
Вдруг обернулась.
– Завтра начинаются Большие Дионисии. Приходи на агору!
Улыбнувшись, помахала рукой. Куджула помахал в ответ. Ассакен, сидевший на корточках у забора, поднялся, разминая затекшие ноги.
4
Гондофар разрешил Куджуле свободно передвигаться по городу с одним условием: только в сопровождении конвоира. Он не решался открыто убить заложника, понимая, что Герай ему этого не простит.
Разделаться с юнцом он всегда успеет. Зачем дразнить кушанского медведя до того, как он потеряет клыки и когти по естественным причинам – сдохнет от болезни. Сначала надо избавиться от прямого наследника. Он намеренно отправил кушанское посольство без почетного эскорта, потому что так сподручней разделаться с ним по дороге. Вслед гостям уже скачет сотня всадников. Время идет, и с каждым днем преследователи все ближе подбираются к жертве. Герай будет долго ждать вестей от сына, Андхра далеко… А в Андхре он погиб или в Арахосии – кто ж докопается?
На рассвете Куджула вышел из крепости.
Его уже поджидал Иешуа вместе с друзьями – Шаддаем и Ионой. Со стороны предместий к шахристану стекались эллины, которые по воле случая или в связи с рабочей необходимостью ночевали за его стенами. Все торопились, чтобы успеть к началу праздника. Друзья влились в общий поток и вскоре вошли в Старый город через ворота Гермеса.
В глубоком тимпане над притолокой, прислонившись бедром к стволу глиняного дерева, стоял сам олимпиец – обнаженный, в спадающем на спину плаще, который он обмотал вокруг левой руки, и петасе, широкополой шляпе, внимательно вглядываясь в проходящих под ним людей. Этой же рукой он сжимал керикион, обвитый змеями крылатый жезл, а правую руку с открытой ладонью вытянул вперед, словно приглашая прохожих остановиться, чтобы вступить с ним в беседу.
Город поразил Куджулу праздничным убранством. Из окон свешивались стебли плюща и виноградные лозы, двери были украшены сосновыми ветками, а у входа во многие дома стояли полные сушеных смокв корзины. Со стен смотрели терракотовые маски Диониса, менад и сатиров – бородатые, лохматые, с выпученными глазами, широко открытыми ртами и гримасой безумия на лице.
Возбужденные горожане направлялись к центру города – агоре – мимо увенчанных масками и увитых плющом деревянных столбов на перекрестках, весело переговариваясь в предвкушении праздничного шествия, за которым последует насыщенная удовольствиями дивная ночь.
Многие несли с собой маски, корзины с едой, кувшины и мехи с вином. Участников шествия можно было легко отличить по раскрашенным лицам, венкам на головах, музыкальным инструментам, а также тирсам – палкам с сосновой шишкой на конце – в руках. Каждому из них пришлось побороться на собрании филы, чтобы доказать, что он или она будут лучшим представителем общины на празднике.
Увидев, что у одного из актеров к бедрам прикреплен огромный бутафорский фаллос, Шаддай дернул Иону за рукав халлука:
– Глянь, соломенный «соловей»! Срам-то какой…
Оба парня зашлись в приступе с трудом сдерживаемого смеха, глядя друг на
