class="p1">Несмотря на то что он не понравился Эвру, мне Парис пришелся по душе.
– Как давно вы женаты?
– Это случилось, когда я был совсем юн. Шесть лет назад, тогда мне было шестнадцать. Корифу сейчас пять.
– Он женился на мне, потому что хотел внимания и любви богини, а никто выше меня даже не взглянул бы на него, – добавила нимфа, улыбаясь. – Но я не злюсь. Я люблю тебя, потому что люблю тебя. И больше мне ничего не нужно. – Она взяла мужа за руку, лежащую на плече их сына. – Я никогда не перестану любить тебя. Это себя я возненавижу, когда ты предпочтешь мне другую, – и внезапно добавила: – Богини прибудут через несколько минут.
Воздух словно обернулся песком у меня в горле. Я представила, как выбегаю назад, к Эвру, и ветер уносит меня прочь.
– Кассандра, – сказал Парис, – раз за разом я повторяю ей, что я – тот, кого самого бросили, – ни за что не брошу ее. Я люблю только мою дорогую жену и нашего сына.
Энона пренебрежительно махнула рукой.
– Ты любишь всех. Ты любишь свою сестру, а ведь вы познакомились всего несколько минут назад. – Она подмигнула мне. – Я много лет наблюдала за тобой. Когда я узнала, что выйду замуж за Париса, я… О! Сейчас!
Пещера содрогнулась. Стол подпрыгнул на месте.
Казалось, сотрясалась вся гора, и мое сердце трепетало вместе с ней. Подлетев, я плюхнулась обратно на свое место. Энона обхватила руками расплакавшегося Корифа.
Нельзя убегать. «Троя, – думала я. – Спаси Трою».
Наконец, земля успокоилась. Три ворона влетели в пещеру и уселись на столе, а за спинами Париса и Эноны появились три богини.
9
Я узнала каждую из богинь – видела их статуи в священной роще. Красивые – слишком слабое слово, чтобы описать кого-либо из них.
Гера, богиня брака и семьи, подошла и села между Корифом и Парисом. Последний тут же вскочил на ноги, подошел к своей жене и взял ее за руку. Костяшки его пальцев побелели. Я тоже поднялась на ноги.
Гера поцеловала Корифа в лоб, от чего тот рассмеялся и прижался к покровительнице семейного очага. Даже когда она сидела, спина ее оставалась идеально прямой. Она была самой смуглой из всех, а ее черные волосы были убраны под сетку из бисера. Богиня внимательно следила за Парисом.
Серые глаза Афины остановились на мне. Ее чистый голос звенел от гнева.
– Ты! Ты та девушка, которая обидела моего брата! Он дорог мне.
– Как и мои братья – мне. – Неужто я спорила с богиней войны? О чем я только думала? – И большинство из них умрет, когда падет Троя. – В конце концов, Афина была покровительницей городов.
– Глупая девчонка! Троя восстанет снова.
– Смертные умирают, – наставительно добавила Гера. – Видишь ли, именно это и делает их смертными.
То же самое говорил и Аполлон. Общеизвестная истина.
Я взглянула на Афродиту, потому что Аполлон был и ее братом тоже. Было у меня два врага или один?
Но ее лицо оставалось спокойным. Богиня любви и красоты ростом была не выше смертной женщины. Черты и формы ее были плавными, мягкими, выведенными скорее кистью, чем строгим пером. Золотистые волосы локонами ниспадали на плечи; глаза были цвета меда; а улыбка не оставляла выбора, кроме как улыбнуться в ответ.
Афина расправила плечи, словно обращалась к армии.
– Услышьте же, смертные! Существует золотое яблоко, – не спросив, известно ли нам о случившемся, она рассказала о свадебном пиршестве. – Все боги хотят…
Гера обратилась к Парису.
– Мой супруг говорит, что ты честен, – вновь, словно наставляя меня, она добавила: – Мой супруг – Зевс, повелитель богов.
Да каждый младенец знал это!
Парис покраснел.
– Надеюсь, это так.
Начиналось. Но что еще он мог ответить?
Вороны закаркали:
Что ранит больше: та любовь, что потерял,
иль та, которой не обрел?
Царевич выставит себя глупцом,
Избрав одну из трех богинь.
Поступит мудро, коль откажется судить,
Но и страданий все равно не избежит.
Пострадает ли Троя в любом случае?
– Он нечестен. – Энона выдавила смешок. – Самой красивой он называет меня. – Она легонько похлопала мужа по ладони, держащей ее руку.
Мудро. Выбери он одну из богинь, изменит своей жене.
Гера тоже рассмеялась.
– Я много раз называла своего мужа мудрейшим. Ему это нравится. Лесть подслащивает брак, но не делает меня лгуньей.
Афина вскинула руки в резком, нетерпеливом жесте.
Я застыла.
– Что вы сделаете с золотым яблоком, если получите его?
– Я добавлю его к головному убору так, чтобы все видели надпись. – Афродита коснулась своих локонов. – Это мне пойдет, как думаешь, крошка?
Я кивнула. Да даже бородавчатая жаба в волосах была бы ей к лицу.
– Яблоко станет моим священным плодом, – сказала Гера. – И золотистые яблочные пироги станут подавать на свадебных застольях.
Пристально посмотрев на меня, Афина ответила:
– Я отдам яблоко своему брату, чтобы утешить его.
Она даже не было ей нужно!
Все три богини повернулись к Парису в ожидании.
Я не выдержала:
– Его выбор приведет к войне! Множество людей погибнет!
Они начали говорить одновременно:
– Смертные…
– Не всегда умирают молодыми! – я сорвалась на крик. – Умрут дети! Женщины попадут в рабство. А это не закономерный для них исход! – Пыталась ли я их убедить? Получалось ли у меня? – Троя обратится в руины!
Гера спросила Энону:
– Что эта девушка здесь делает? Она не понимает, что действительно имеет значение.
Не обращая на нее внимания, я продолжила:
– Мы поклоняемся вам. Мы любим вас.
Гера просто ждала ответа Эноны.
– Мы с ней пытаемся спасти моего мужа от выбора, который его убьет.
Гера снова начала:
– Смертные…
– Я могу рассудить вас, и на этом все закончится. – Парис отпустил руку жены и погладил ее по щеке.
Он же сказал, что не будет этого делать! Обещал следовать моим указаниями!
Энона резко окрикнула его:
– Болван! Глупец! Ничто на этом не закончится. Ты не можешь спорить о будущем с провидцем и рассчитывать на свою правоту!
Явно перепуганный, Кориф спрятал лицо у Геры в коленях.
– Я докажу тебе. – Парис сперва посмотрел на Геру, затем на двух других богинь, что стояли рядом.
Афина подалась вперед, трогательно прекрасная, словно юнец, рвущийся в битву. Ее соломенные волосы откинул назад ветер, не коснувшийся никого другого. У нее была твердая линия подбородка и красивый изгиб губ, совсем как у Аполлона, и, в отличие от статуи, щеки ее казались не пухлыми, а просто