Только лицо женщины из сна. Теперь, рассматривая его, сидящего так близко, Марта замечала их схожесть. Одинаковые брови, высокая линия скул. У Риэрна чуть шире, что придавало лицу рубленную жесткость линий. Губы, плотно сжатые, от этого чуть темнее обычного, маг тоже унаследовал от матери.
"Как же ты мог поднять на нее руку? Как теперь живёшь, глядя каждый день в зеркало и видя там ее черты? Каким чудовищем надо быть, чтобы совершить подобное? Что могло сделать тебя чудовищем? Магия? Жажда власти?"
Не походил он ни на безумца, ни на мечтавшего о покорении мира. Сейчас так вообще казался обычным вполне человеком. Усталым и одиноким. Ещё бы, живут вдвоем со слугой в этой глуши, ни людей не видят, ни мира. Почему не выходят у людям, если жаждут власти? Что-то в этой истории не сходилось… Марта нахмурилась, едва заметно пошевелив пальцами. От руки мага холодило все сильнее и холод этот уже передался ей тоже.
"Вечно ты всем находишь сочувствие, глупая Марта", — голосом отца прокатилось в голове. Марта дернулась, пошатнувшись. В самом деле, чуть не позволила себе проникнуться теплом к чудовищу и отцеубийце. Совсем одурела. Конечно, всему виной жуткая головная боль. В ушах звенело, казалось кровь бьёт в виски и вот-вот прорубит черепную коробку, фонтаном вырвавшись наружу.
Маг открыл глаза, как раз когда Марта попыталась вырвать руку в отчаянном желании стиснуть виски, чтобы не дать им расколоться на часть. Риэрн хмыкнул, лицо это потемнело. Выпустив ее руку, маг чуть качнул головой. Голос его обычно насмешливый, звучал безжизненно сухо, а слова вообще не сразу дошли до охваченного болью сознания.
Он что упрекал ее в отсутствии сострадания?! К нему? С какой стати, спрашивается. Разве кто-то вроде него заслуживал хоть толику сочувствия и приятия? Марта смотрела и смотрела в поглотившую Риэрна пустоту. Та вдруг расплылась, замылившись. Щеки тронуло влагой.
"Слезы", — подумала Марта, озадаченно проведя по лицу ладонью. — "Надо же". В груди что-то тоскливо ныло. Разум кричал, что она должна бояться хозяина здешних мест, ненавидеть его, но… Марта не ощущала ни страха, ни ненависти. Сама не могла объяснить, почему так.
Прокручивая вновь в голове брошенную обвинением фразу мага, Марта мяла в руках подол платья, пытаясь не разряжаться окончательно. Так это все было глупо. Чего, спрашивается, так тошно на душе. Ладно бы из-за страха умереть, так и не получив цветок. Или от обиды, что не сможет спасти мать. От переживаний, что даже проститься с ней не сможет. Все это казалось вполне логичными причинами для слез, но Марта плакала совсем по иной причине.
Теперь ей казалось, глупо и совершенно необъяснимо, что маг ждал чего-то, отчаянно в чем-то нуждался. Не требовал, не брал силой, а ждал. Припоминая его взгляд, Марта уже надумала себе и осуждение, и разочарование и затаенную боль. Всего этого просто не могло быть в бессердечном, бездушном чудовище. Она это, конечно, придумала, чтобы не бояться находиться с магом в одном доме. Просто глупые девчачьи выдумки для спасения собственной психики. Осталось только убедить себя в этом, вновь призвав в соратники логику и расчет.
"Кого ты обманываешь, Марта. Ты никогда не жила логикой, всегда только сердцем. Сколько раз сама же от этого страдала".
— Трудно тебе придется, дочка, — поглаживая длинные светлые волосы, причитала мать. — Слишком добрая ты для этого жестокого и алчного мира. Как бы людская подлость не раздробила твое всепрощающей сердце.
"Мама, мамочка… Как же не хватает тебя рядом, родная. Рук твоих теплых, нежных объятий и мудрых советов. Ты только держись, любимая моя. Я все сделаю. Последнюю каплю жизни отдам лишь бы спасти тебя. Дождись меня, мамочка". Почти не видя ничего от слез, дрожа и стискивая зубы от боли, Марта вновь потянулась к цветку.
— Ешь, хороший. Ешь, сколько нужно. И расти скорее, — губы едва раскрывались, слова больше походили на шелест ветра, чем на человеческую речь. Перед глазами все плыло, а Марта боялась только одного: повредить только-только набиравшиеся соком побеги цветка.
Придя в оранжерею, Аэрн нашел девушку без сознания.
Глава 8
— Хозяин! Ри! — Аэрн никогда не называл его по имени, тем более сокращенному. Бывало, позволял себе “мальчик” по юности, но с тех пор, как Риэрн стал полноценным хозяином леса, бросил фамильярничать. Первое время это казалось дикостью, как никак в некотором роде Аэрн все еще оставался его предком, родоначальником целой династии. С другой стороны, что в нем осталось от предка? Разум? Душу его выпила тьма, как случалось со всеми, чье Сердце раньше супруга уходила за грань. Все так, Сердцем замка всегда выступала девушка. Жена хозяина, способная вытеснить из наполненной тьмой души холод. Чистое сердце, без гнили и злобы — залог того, что тьма не возьмет верх над душой хранителя и не превратит его в чудовище, вроде тех, что лезли без разбору из разлома, стоит только чуть ослабить контроль и хватку.
Когда прапрабабка умерла, первый хранитель разлома отдал себя в качестве сосуда, став вечным слугой в замке, его живым воплощением. Построенный на источнике, он жил и исполнял волю хозяев, был почти частью семьи: мог своенравно не открыть двери, обидевшись, но все же слушался приказов господина. Никто здесь не смел перечить хозяину тьмы.
— Марта… цветок! — пришедший порталом, Аэр все равно, казалось, запыхался и теперь никак не мог отдышаться, захлебываясь словами. Риэрн понял сразу, подскочил с места, уронив стул. Спинка ударилась о пол и даже настил ковра не смягчил падения, раскатом удара отлетев от стен.
— Идиотка! — маг открыл портал и уже через секунду был в оранжерее. Марта, бледная, как будто не живая, лежала на скамье. Светлые волосы почти полностью закрывали лицо. Белая совсем рука, оказалась ледяной, куда более холодной, чем даже его собственная. Хватая промерзшие девичьи пальцы, Ри задел ладонью бутон. Замер на долю секунды в неверии, сморгнул растерянно и ошарашенно.
“Не может быть. Просто не может быть. Как такое могло произойти?”.
Раздумывать над этим Риэрн не стал. Как бы ни был важен вопрос самой даже возможности появления цветка, жизнь девушки вырастившей его казалась куда более значимой. Подхватив Марту на руки, маг прижал ее к себе, едва различая поверхностное, дрожащее дыхание. Жива, дурочка. Все еще жива!
Эта мысль теплом отдалась где-то в груди, отгоняя черноту. Когда в последний раз он вообще ощущал тепло внутри?
Шагнув в марево портала, Риэрн опустил Марту на ее заправленную кровать.
— Я же велел не переусердствовать, глупая селянка! —
