Я пошел вдоль ямы, ощупывая край окоченевшими пальцами и пол кедами. На дне было много битого кирпича и я, пиная крупные осколки, соорудил себе небольшую горку, привстал на нее и крепко ухватился за выступающий штырь арматуры у края.
– Аль! Лезь по мне как по лестнице. Хватайся, подтягивайся. Наступи на колено. Быстрей, пока держусь!
Я согнул ногу, уперся в стенку шахты и почувствовал, как она подтянулась на мне удушающим приемом, воткнулась острыми локтями в плечи, оперлась на мое бедро коленом и уцепилась за руки, впиваясь ногтями. Потом встала уже ступней, осторожно распрямилась.
– На плечо коленом! Давай! – командовал я, трясясь от натуги. Шершавая бетонная поверхность словно стружку снимала кожу со сползающего по ней колена, пальцами я до крови вцепился в бетонный край.
Она послушалась. Уперлась и в следующую секунду легко вспорхнула с моих плеч за край могилы. От облегчения я рассмеялся и затрясся еще сильнее. Те участки тела, где она согревала меня собой, стремительно и очень неприятно остывали.
– Беги за помощью, приведи кого-нибудь, я дождусь. Я в порядке! – я изо всех сил старался не стучать зубами слишком громко, но выходила очень сбивчивая, прерывистая речь, как будто я пытался говорить на бегу.
– Нет! Я не брошу тебя здесь! Ты сказал верить в тебя, я верю. Ты можешь сам! Я тебя не оставлю одного в этом жутком месте. – Она легла на живот, как я до этого и хватала, гладила мои руки, подтягивая к себе. – Я столько раз видела, как ты красуешься на турнике. Я же знаю. Ты можешь. Я видела! Хватайся и подтянись, – ее голос дрожал, она была в безопасности, но я понимал, не уйдет, не оставит.
А потом она схватила мою руку с окровавленными пальцами, которыми я цеплялся за край, когда она выбиралась и начала целовать, повторяя:
– Бедный мой бедный. – и прижалась щекой к ладони, – Ты же герой, ты сможешь.
И я, мать его так, смог! Присел так, что вода сомкнулась у меня над макушкой и толкнулся от дна что есть силы. Выпрыгнул чуть дальше, ударился пальцами о камни, заскользил назад, обдирая локти, но одна рука крепко схватила кусок арматуры, вторая ухватилась за вмурованный в пол камень, в плечи вцепилась Альбина и потянула на себя что есть силы. И я рванул. Ей навстречу, на адреналине, на мощном, разрывающем меня чувстве любви и какого-то душевного подъема, как бывает у людей в минуты высшего героизма. Наверное… Не так уж часто меня посещают приступы высшего героизма, извините.
Подтянул себя чуть выше. Уперся в край локтем, заскреб кедами по стене, резиновая подошва хорошо цеплялась за шершавый цемент. Подтолкнул себя ногами и вывалился за край до пояса, тяжело дыша пылью и мусором. Потом перекатился на спину, весь ободранный, мокрый и грязный как черт и оттолкнул себя ногами от края. А Альбина упала мне на грудь и только тогда разрыдалась.
– Ты спас меня, спас… спас… – шептала она, вся черная до самой макушки, залитая слезами, рисующими светлые дорожки у нее на щеках.
– А ты меня, – выдохнул я и крепко-крепко прижал ее к себе.
Мы бежали домой со всего духу. От пережитого смертного ужаса, от переохлаждения и перенапряжения, я то и дело спотыкался и удерживал от падения Аль, но мокрые насквозь, израненные мы бежали, согреваясь на ходу. Альбина прижимала к груди третьего выжившего: тощего, драного котенка, который отдался на волю судьбе и молча цеплялся за ее грязное платье, зажмурив глаза.
Прохожие оборачивались, пытались нас окликнуть, слишком уж вызывающе мы выглядели. Три существа, явно попавших в беду, но догонять нас никому в голову не пришло.
В свой двор мы входили в режиме стеллс. Я шел на разведку, выглядывая из-за угла, а Альбина двигалась следом. Не хватало только, чтоб начатое моим безответственным поведением довершили родители, которые без колебаний свернут мне шею, как только узнают и встречаться нам больше никто не позволит. Вот этого я боялся больше всего на свете.
У меня дома не было никого и хоть ее подъезд манил юркнуть в спасительную темноту от самого угла, но мы пересекли двор и нырнули в мою парадную, взлетели на второй этаж и только захлопнув дверь, я почувствовал себя в безопасности.
Альбина, не снимая босоножек, бросилась в ванную вместе с котенком. А я прямо на пороге начал раздеваться, срывая с себя вонючую, мокрую одежду. За дверью ванной зашумел душ и я, грязный и дрожащий стащил покрывало с дивана, завернулся в него и привалился к стене рядом с дверью. Как же хотелось принять душ! Я закрыл глаза и меня горячей волной смыло в черный кадр, где мы целовались и были во всем мире только вдвоем.
Может из-за этого я со временем перестал вспоминать ту жуткую историю, как самый страшный эпизод в жизни? Особенно на фоне событий, которые действительно осуществили мои глубинные страхи.
О том, что это было никто кроме нас двоих так и не узнал.
Не глядя на обескураженную Евгению, он прижал трубку плечом, застегнул штаны и как последний мудак вылетел из клуба. Прохладный вечерний воздух обдул его горячее лицо и грудь наполнилась восторгом и волнением.
– Что случилось? – Лекс осмотрелся, его тон тут же стал собранным и деловым, – ты где?
– Я на работе. Монблан у Финляндского, знаешь? – ее голос дрожал.
– Еду, – он стартовал с места к своему шерику. – Объясни, что произошло?
– Леш… комендантский час! – выдохнула она, будто что-то очевидное и Лекс уставился на часы.
Десять минут до выхода патрулей! Он собирался проторчать в клубе до утра, а потому начисто забыл, что с минуты на минуту город замрет. Уже сейчас станции метро закрыты на вход, таксисты завершают поездки и весь общественный транспорт направляется в парк. Хорошо, кар шеринг, еще не научился блокировать машину после наступления часа «всем сидеть по норам!».
– Мчусь, жди! – Лекс сбросил звонок и побежал.
Он вылетел за угол, где оставил машину и обнаружил, что той на месте уже нет. Кто-то перехватил ее и уехал к себе домой.
– Блт! – выдохнул Вольский и завертелся на месте, лихорадочно соображая, где взять свободную тачку.
Двор! Кто-то обязательно должен был вернуться с работы и припарковаться у дома! Лекс метнулся через дорогу, в арку. Восемнадцать шагов, влево, вправо, в уме он считал убегающие секунды. До Финляндского было рукой подать, но только если ты на колесах.
Вот! Стоянка! Он запустил приложение и увидел горящую синюю точку в дальнем углу двора. Есть! Еще двенадцать шагов и 4 секунды.
На ходу разблокируя двери, Вольский влетел на водительское и, не пристегиваясь ударил по газам. Оп-па! Взвизгнул парктроник. Бетонный ящик с клумбой, поприветствовал задний бампер. Черт с ним! Лекс лихорадочно крутил руль, разворачиваясь в три приема, набирая скорость, вписался в узкую арку и вылетел на опустевшую дорогу. Минус 38 секунд.
