Пен легко представляла себе, как занимается любовью с Джулианом. В ее воспаленном воображении кружился целый калейдоскоп сладострастных картин: Джулиан любуется ее телом, прикасается к нему сначала осторожно, робко, затем все смелее и смелее.
Нет, надо заняться чтением, а то лезет в голову черт знает что! Взяв книгу, Пен вышла из кабинета, чтобы быть подальше от листка с соблазнительным списком. Сев у окна в гостиной (последние лучи заходящего солнца еще давали кое-какой свет), погрузилась (точнее, попыталась погрузиться) в славные исторические деяния; древних этрусков.
В голову упорно лезли мысли о Джулиане. Бедный мистер Хэмптон! Нелегкое ему предстоит испытание – провести какое-то время с женщиной, у которой от одиночества и неудовлетворенности голова забита подобным бредом!
Было уже далеко за полдень, когда Джулиан возник на пороге лондонского дома графа Глазбери.
Двери открыл высокий темнокожий слуга в парике и ливрее. Джулиан протянул ему свою визитную карточку. Он сразу узнал этого негра; хотя прошло уже много лет с тех пор, как он видел его. Вспомнил он и имя слуги – Цезарь. Типичное имя для негра-раба из английских колоний. Он был одним из тех, кого Глазбери привез много лет назад из Вест-Индии.
Вскоре Цезарь вернулся и проводил Джулиана к графу.
Войдя в гостиную, Джулиан окинул ее взглядом. Комната мало изменилась с тех пор, как он был здесь в последний раз, когда шантажировал графа, чтобы тот отпустил Пен. С точки зрения закона, пожалуй, это нельзя было назвать шантажом; Джулиан все обдумал до мелочей. Самый опытный юрист не смог бы ни к чему придраться, но фактически это был шантаж. «Предоставьте жене свободу, граф, или вас ждут большие неприятности».
Хотя и весьма неохотно, но все-таки Глазбери тогда согласился предоставить жене свободу. Однако, как и следовало ожидать, такой расчетливый человек, как граф, тоже все обдумал до мелочей. Свобода многого стоила Пен, но Джулиан знал, что, если бы она стоила еще больше, ради свободы Пен пошла бы на все.
Когда Джулиан вошел, Глазбери сидел на очень маленьком диване, очевидно, сделанном по заказу, чтобы щуплый невысокий граф на его фоне казался крупнее. Седеющие волосы графа были аккуратно прилизаны, сшитый по последней моде фрак сидел безупречно, роскошный галстук был накрахмален. Глазбери жестом пригласил Джулиана сесть в кресло рядом с диваном.
– Прошу извинить меня, мистер Хэмптон, – произнес граф, – что не смог принять вас в прошлый раз. Рад, что вы зашли снова.
Джулиан вспомнил, как Шарли однажды, когда они собрались у Леклера, назвала Глазбери жабой. В ухмыляющемся и непомерно большом рте графа действительно было что-то жабье.
– После ваших заявлений в доме Леклера, граф, – начал Джулиан, – я решил, что вы ожидаете встречи со мной. Надо сказать, я весьма удивлен вашим внезапным решением вернуть графиню в ваш дом!
– В самом деле удивлены, сэр? А я полагал, графиня уже успела поведать вам о переменах в моем настроении. Ведь, кажется, не осталось ничего, о чем бы она не рассказала вам!
– Точнее, граф, – Джулиан поднял бровь, – удивляет меня не столько перемена ваших настроений, сколько ваша уверенность в том, что для графини эта перемена может что-то значить. Сомневаюсь, что за время разлуки она вдруг начала питать к вам более нежные чувства!
– Вот-вот, я не могу больше терпеть именно то, что мое мнение она ни в грош не ставит! Настоятельно прошу вас, сэр, объясните ей это, раз уж ее брат не хочет взять на себя этот труд!
– Почему бы вам самому не связаться с ней? Написали бы ей письмо, к примеру...
– А куда я напишу? Я же ведь не знаю, где она! Только не надо, сэр, рассказывать мне сказки о том, что она по-прежнему в Неаполе. Я точно знаю, что ее видели в Лондоне. Уверен, что вам-то отлично известно, где она. Я прекрасно знаю, что вы – тот, кому она в первую очередь доверила бы свои тайны. Вы, как раб, готовы исполнять малейшие ее капризы, стоит ей лишь пальцем пошевельнуть. Вас она и тогда использовала, чтобы шантажировать меня. Брат ее еще может не знать, где она, но чтобы этого не знали вы! Никогда не поверю!
Глазбери поднялся и пересел поближе к камину, словно само нахождение рядом с Джулианом было для него неприятно.
– Я знаю, – произнес граф, – что она изменяла мне в Неаполе направо и налево. Она нарушила свою часть договора. Почему после этого я должен продолжать соблюдать свою?
– У вас есть доказательства, граф? Мало ли кто о чем судачит.
– Ее все время видели в компании то с одним, то с другим мужчиной. По-вашему, это не доказательство?
– По-моему, еще недостаточное. Быть в компании с мужчиной – это еще ничего не значит.
– Меня не волнует, спала ли она с ними. Если вы еще помните о нашем договоре, мистер Хэмптон, я тогда предоставил ей свободу с условием: она не сделает ничего, что может скомпрометировать мое доброе имя. Она дает повод для сплетен! Это уже выходит за всякие рамки. Мне этого уже достаточно. И я, как законный муж, вполне имею право потребовать...
«Вот оно! – усмехнулся про себя Джулиан. – Вот они, взгляды графа Глазбери на брак! Жена для него – такая же собственность, как слуга, как раб. К несчастью, он действительно имеет право потребовать – закон на его стороне...»
– На вашем месте я бы не стал так возмущаться поведением вашей супруги, граф, – стараясь соблюдать спокойствие, произнес Джулиан. – Мне известно, что на вашей совести тоже немало грешков, которые могут весьма сильно скомпрометировать ваше доброе имя.
Глазбери кинул на него презрительный взгляд:
– Я знаю, мистер Хэмптон, что вам известно. Но вы не посмеете использовать это – кишка, как говорится, тонка. Можете шантажировать меня сколько угодно, сэр. Не запугаете!
Джулиан знал, на что намекает Глазбери. Несколько лет назад граф получил некое анонимное письмо, автор которого намекал, что ему известно кое-что о Глазбери, и требовал платы за молчание. Решив, что автором письма может быть только Джулиан, граф при встрече с ним вылил на него целый ушат ответных угроз. Поскольку новых писем не последовало, Глазбери решил, что угрозы его возымели действие.
Вот только Джулиан на самом деле не имел к таинственному посланию ни малейшего отношения.
– Не знаю, сэр, тонка ли у меня, как вы изволили выразиться, кишка, – спокойно отрезал Джулиан, – но графиня, насколько я знаю, весьма настроена использовать то, что ей известно, против вас. Вы можете считать тот договор нарушенным, она же по-прежнему намерена сохранять свою свободу, сэр.
Вальяжно откинувшись в кресле, граф с презрением посмотрел на Джулиана, прищурив маленькие глазки:
–Я считал вас неглупым человеком, Хэмптон. Но похоже, вы упорно не хотите замечать, что сложившаяся ситуация как нельзя кстати работает на меня. Да пусть теперь она рассказывает обо мне что угодно! Кто ей поверит после того, как о ее собственных похождениях уже стало известно на другом конце света? Кто поверит женщине, которая бросает законного мужа, графа и пэра, между прочим?! И разъезжает в компании каких-то весьма сомнительных типов, словно для нее вовсе не существует таких понятий, как верность и чувство долга? Посмотрите на все это глазами света. Не будет ли в его глазах выглядеть весьма подозрительным то, что она столько лет молчала о причине разрыва с мужем – извращенных плотских пристрастиях? Что же она только теперь, когда сама уличена в неблаговидном поведении, вдруг заговорила об этом?
