в холле, — сказал Игорь.
Фанни подкатила к кровати сервировочный столик, накрытый салфеткой, и взяла отца за локоть. Обычная процедура. Игорь вышел и прикрыл дверь. Постояв, направился в противоположное крыло, но Тами не было.
Игорь вернулся в южный коридор и сел на диванчик, чтобы видеть дверь в отцовскую палату. Достал из сумки книгу — «Хоксмур» Акройда. Он несколько раз начинал читать и бросал, не мог активно включиться в текст, написанный специфическим сленгом восемнадцатого столетия. Речь в романе шла о переменчивости времени и вариациях истории, ему это было, в принципе, интересно, он любил книги, авторы которых понимали, в каком мире живут — впрочем, чаще всего понимание было сугубо интуитивным. Более того, неосознаваемым — и если тому же Акройду сказать, что роман у него соответствует нынешним представлениям о бесконтактных наблюдениях и принципам квантовой физики, он, конечно, удивился бы и не понял.
Игорь открыл книгу на заложенной странице, но вместо текста увидел, будто это произошло вчера: он возвращается с работы, открывает дверь своим ключом, все как обычно. И сразу ощущает разницу: в квартире тихо — не работает телевизор в гостиной, не слышны звуки из кухни, где мама в это время всегда раскладывала на столе посуду к ужину. И голоса не слышны — отец с матерью любили поговорить и ни минуты не могли просидеть в тишине, начинали перекрикиваться, даже если находились в противоположных местах квартиры. «Ты меня слышишь? — кричала мама из кухни. — Матан сегодня предложил новую структурную единицу, очень любопытно» — «Что-что? — отвечал отец откуда-то из спальни. — По радио сказали, что осенью выборы! Совсем им делать нечего?»
В полной тишине — звуки, казалось, замерли — Игорь прошел в кухню и застыл, не веря, не понимая, не принимая.
Мама…
— Мама! — крикнул он и услышал из спальни родителей тихий то ли плач, то ли стон.
Отец был дома, он не мог не видеть, не знать…
Что нужно делать в первую очередь? Вызывать «скорую»? Игорь не мог заставить себя… что-то приключилось с его сознанием… Он и потом не мог объяснить себе последовательность собственных действий. Вместо того, чтобы убедиться в том, что маме уже ничем не поможешь, он бросился в спальню, откуда все отчетливее слышались звуки то ли плача, то ли стонов. Распахнув дверь, не сразу увидел отца — тот сидел на полу между платяным шкафом и окном. Вытянул ноги, прислонился к стене и сцепил ладони на груди. Раскачивался, как на молитве, закрыв глаза, и стонал.
Что происходило потом, Игорь не то чтобы плохо помнил — в памяти случившееся запечатлелось так точно и прочно, что вспомнить произошедшее по минутам не составляло проблемы, — но, с другой стороны, в сознании и гораздо глубже возник психологический блок, будто забор с надписью: «НЕ ВСПОМИНАЙ!». Всякий раз, подойдя мысленно к этому забору, Игорь бросался прочь. Он не хотел, не мог заново переживать тот день.
Врач «скорой» констатировал смерть: мама, видимо, упала и ударилась виском об угол стола. Несчастный случай. Если, конечно…
Полицию вызвал врач — обязан был вызвать. «Если, конечно…» Врачу показалась странной поза, в которой лежала мама. «Может, ее толкнули?»
Папа этого сделать не мог. «Вы что, сдурели?» Отец так и не смог вспомнить, что произошло. Весь день выпал у него из памяти. Когда он стал способен отвечать на вопросы, с ним долго разговаривал полицейский психолог. Игорь при этом не присутствовал, но кое-что ему рассказали. Отец утверждал, что утро провел за компьютером (проверили — отец говорил правду), потому что на фирме не требовалось его присутствие. Потом прилег отдохнуть. Следующее воспоминание: он сидит, забившись в угол, ему плохо, ужас, кошмар, но почему… Просто ужас… перед чем-то… Ему не сразу сообщили о смерти жены, и реакция оказалась странной: он будто успокоился. Будто ужас, в котором он пребывал, отступил.
После дней траура, которые он провел, лежа на диване в гостиной (в спальню после того дня не зашел ни разу, никакая сила — впрочем, Игорь не настаивал — не могла заставить его переступить порог), отец вернулся к работе, по-прежнему занимался расчетами гидродинамики водосбросов, но это уже был другой человек. Личность это, прежде всего, память, а с памятью у отца возникли проблемы. Наверно, именно в тот день в мозгу отца умерли какие-то нейроны, запустившие процесс, называемый болезнью Альцгеймера. Через полгода он вынужден был уйти с работы (комиссия назначила стопроцентную инвалидность), а еще год спустя Игорь понял, что или ему придется тоже бросить работу и следить, чтобы отец не устроил в квартире пожар или наводнение, или отдать его в Дом престарелых, куда, по направлению врачебной комиссии, принимали и не очень старых людей с отклонениями, не позволявшими им вести нормальный образ жизни.
— Вы здесь, Игор? — выглянула из палаты Фанни. — Володимер поел, посидите с ним.
Отец стоял у окна, как и полчаса назад. Что привлекло его внимание (и привлекло ли вообще), Игорь не понимал. Он подошел и встал рядом, тронул отца за локоть.
— Папа…
Отец отдернул руку — он и прежде не любил прикосновений. Правда, это не относилось к сыну и жене, но теперь…
— Папа, давай погуляем немного. Ты слышишь меня?
Конечно, слышал, со слухом у отца все было в порядке. Никакой реакции не последовало. Игорь взял отца под руку и внутренне сжался: отец сильно исхудал, раньше Игорь чувствовал отцовскую силу, особенно в детстве, когда любил щупать бицепсы, а потом сравнивать со своими. Сейчас…
— Пойдем, — сказал Игорь, и отец пошел. Наверно, так же его водили днем на процедуры, и он шел, будто ступал по лужам. В холле свернул в сторону лифтов — помнил, значит, дорогу на второй этаж, к процедурным кабинетам, — но там им сейчас делать было нечего. В креслах сидело несколько посетителей и стариков, к которым они пришли. Тихо беседовали. Старушка лет под девяносто что-то рассказывала, размахивая руками, сидевшим перед ней на корточках парню и девушке, те улыбались, и девушка хлопала в ладоши, демонстрируя одобрение. Свободных мест не оказалось, Игорю и не нужно было ничье общество, напрасно он привел отца сюда, отец никогда не любил компаний, а сейчас, скорее всего… Так и есть, попятился и едва не упал, Игорь его поддержал, но в палату возвращаться не хотелось, раз уж удалось вытащить отца за пределы его привычного в последние месяцы ограниченного пространства. Игорь только сейчас понял, что ведет отца в северное крыло, к Тами, которую он сегодня не видел и не мог уйти, не повидавшись.
