Павел Амнуэль
Печка
В отличие от других моих рассказов, «Печка» очень старая по идее, которая возникла году в 1965-м, когда я еще учился в универе. Тогда уже работала бакинская Комиссия по фантастике. Имеет смысл привести отрывок из моей книги воспоминаний «Счастливое время открытий»[1].
Комиссия по НФ была органом официальным, поэтому каждый год мы составляли план нашей деятельности, и Евгений Львович Войскунский то ли раз в квартал, то ли раз в год представлял в президиум Союза писателей отчет о проделанной работе (сколько проведено заседаний, сколько произведений обсуждено, сколько и где организовано встреч с читателями…). В планах был, в числе прочего, конкурс НФ-рассказов, и мы его провели, дав объявление в газете «Молодежь Азербайджана». Победителям было обещано, что их рассказы опубликуют в газете и даже выплатят гонорар — в качестве литературной премии.
Пришло около десятка пакетов с совершенно беспомощными текстами, среди которых читабельным оказался единственный рассказ, подписанный неким Юрием Грамбаевым.
Этот рассказ — за неимением конкурентов — получил первое место и был опубликован в газете. А автора пригласили (объявив в той же газете, потому что иначе связаться с ним не было возможности — адреса своего автор не указал) на заседание комиссии. Каково же было удивление «комиссионеров», когда в комнату ввалились четверо студентов Азгосуниверситета и объявили, что они и есть Юрий Грамбаев.
— Вы писали рассказ вчетвером? — удивился Евгений Львович.
— Да! — от имени четверки заявил Юрий Сорокин, один из соавторов, студент-химик.
— Нет, — сказал вдруг Альтов. — Авторов на самом деле не четверо, а пятеро.
— Почему пятеро? — смутился Грамбаев всеми своими четырьмя физиономиями.
— Пятеро, — твердо сказал Альтов. — Пятый — присутствующий здесь член нашей комиссии Павел Амнуэль. А потому результат конкурса должен быть аннулирован, поскольку члены комиссии не имели право в нем участвовать.
— Почему вы думаете, что Павлик в этом участвовал? — удивился Евгений Львович.
— Мы-то не один его рассказ обсуждали! — воскликнул Генрих Саулович. — Разве стиль Амнуэля не виден в рассказе Грамбаева — вот в этом куске и в этом тоже?..
Пришлось сознаться — Грамбаев действительно был един не в четырех, а в пяти лицах. Четверо «грамбаевцев» были моими университетскими друзьями, с одним из них — Лёвой Бухом — мы вместе учились на физфаке и играли в команде КВН. Конечно, писали мы рассказ по частям, каждый — свою часть, но в конце я переписал рассказ, чтобы пестрота стилей не сильно ощущалась. Тут-то Альтов нас и подловил…
Конкурс был объявлен провалившимся, поскольку никто не представил достойного произведения.
Газету, где напечатали этот рассказ, я давно потерял, рукопись тоже. Пару месяцев назад вспомнил эту историю и решил написать рассказ заново. Конечно, с тем текстом этот не имеет ничего общего, кроме идеи и сюжета…
* * *
История вообще-то тривиальная. Расскажу, как было.
Конец шестидесятых годов прошлого века. Место действия — небольшая обсерватория, расположенная в предгорьях Кавказа. Еще не построен шестиметровый оптический телескоп, о большом радиоинтерферометре ведутся пока неспешные разговоры и приблизительные расчеты. Пару лет назад открыли пульсары, и среди астрономов ходит слух, что Хьюиш с лаборанткой Белл полгода скрывали открытие даже от коллег по обсерватории. Хотели убедиться, что сигнал естественный. Очень было похоже на то, что это послание «зеленых человечков», но Хьюиш пуще огня боялся, что, объяви он о первом контакте, а потом обнаружится, что сигнал к инопланетянам отношения не имеет… о, какой конфуз, какой научный провал… Коллеги будут его обходить за милю! Научную репутацию очень трудно заработать, а потерять — раз плюнуть…
Это я к тому, что Костя Брайнин и Дина Шувалова, работавшие на радиотелескопе, историю с Хьюишем прекрасно помнили и за свою научную репутацию держались крепче, чем за репутацию моральную — им было всё равно, что об их отношениях говорят коллеги, но если хотя бы пятнышко оказалось на репутации научной… Не видать Косте кандидатской, а Дине — аспирантуры в Москве.
И потому о том, что происходило в сентябре 1969 года, знают несколько человек, которые не то, чтобы тоже боялись за свою научную репутацию, но — дали слово Косте и Дине держать язык за зубами.
А дело было так. Дина, чья смена начиналась в десять вечера и заканчивалась в шесть утра, разбудила Костю и сказала коротко: «Посмотри».
Костя посмотрел. На бумажной ленте был записан сигнал от точечного радиоисточника, излучавшего на волне 18,8 см. Интенсивность сигнала менялась странным образом. Не периодически, как у Хьюиша, а, на первый взгляд, хаотически, но, если присмотреться, то становились видны четкие границы коротких импульсов, так похожих на обычную морзянку, что Костя сначала на морзянку и подумал.
И сказал.
— Проснись! — воскликнула Дина. — Какая морзянка с характерным временем несколько миллисекунд!
Да уж. Передавать с такой скоростью не мог ни один радист на планете, даже чемпион мира.
— Сигнал шел семь минут, — сказала Дина. — Вот начало, вот конец. Вот координаты. Источник точечный. Внезапно появился — вот. И внезапно исчез — вот.
— Спутник? — окончательно проснулся Костя.
— Неподвижный относительно звезд? — ехидно спросила Дина.
— Никому не говори. Пока, — предупредил Костя.
— Я и не собиралась, — обиделась Дина.
Поэтому единственным человеком, кто узнал об открытии, был Георгий Авилов, Гоша, университетский друг Кости. Костя учился в МГУ на физике, Гоша — на лингвистике, и еще на втором курсе прославился, переведя на русский жутко сложную надпись с вавилонских табличек шестого века до новой эры. Декан даже включил Гошу в соавторы большого коллектива преподавателей. Обычная практика, Гоша и возражать не стал.
Костя взял неделю в счет отпуска и отправился в Москву с лентами записей, а Дина осталась наблюдать — сигналы от странного точечного объекта регулярно появлялись каждую ночь, всякий раз структура всплесков менялась, а через семь минут сигнал пропадал, чтобы опять появиться на семь минут сутки спустя.
Дина звонила Косте и диктовала новые данные, а Гоша, которому Костя объяснил, что это может быть долгожданный сигнал инозвездной цивилизации, пытался разглядеть хоть какой-то смысл в непериодической последовательности импульсов.
— Это мазер, — навязывал Костя ничего в физике не понимавшему Гоше свою идефикс. — Поэтому сигнал такой короткий и потому появляется и исчезает в одно и то же время. Очень узкий луч, чуть-чуть расходится из-за межзвездного поглощения и рассеяния, но очень незначительно. И это тоже говорит об искусственном происхождении.
— Сделай доклад на семинаре, — предложил Гоша. — Это же сенсация.
— Вот именно, — мрачно подтверждал Костя. — И потому — засмеют. Научную репутацию трудно раздобыть, но легко…
И
