И что я вижу, глядя в окно, – не подъехал ли скромный лимузин Пабло Экобандодо? Вижу, как к воротам президентского дворца подкатывает огромный фургон для лошадей и у него откидывают пандус. Затем прибывает Экобандодо в розовом «шевроле», с громадной сигарой во рту и в крестьянском сомбреро – на ленте сплошь бриллианты и изумруды. И вдруг, откуда ни возьмись, – сотни газетчиков и фоторепортеров, мигают вспышки, все яростно пихаются, а Экобандодо сообщает им, что его, Пабло Экобандодо, пригласил во дворец Не Особо Превосходительство Президент Говноед Веракрус, чтобы он, Пабло Экобандодо, разъяснил, что и как, и кто тут самый крутой.
Затем объявляется толпа с плакатами «Да здравствует Заправила!», «Экобандодо в президенты!», «Хотим Заправилу в вечные диктаторы!», «Экобандодо Великий!», а позже выясняется, что каждый крикун получил по тысяче песо, и никто понятия не имел, что творится, но собралось четыре тысячи человек, славивших Пабло Экобандодо, о котором прежде слыхом не слыхивали.
Все это попадает на радио и телевидение, а ЦРУ так чертовски подсуетилось, что уже через два часа от разъяренного президента Соединенных Штатов приходит телеграмма с вычеркнутой бранью, президент требует объяснений, грозит санкциями и намекает на другие «средства, которые мы сочтем необходимыми», и мне приходится посылать ответную телеграмму с таким идиотским объяснением, что вполне сошло бы за цээрушный доклад. Ужасно унизительно.
Этот жирный Экобандодо – а весит он, наверное, как лифт, куда набилось человек восемь, – забирается в фургон и выезжает оттуда на белом коне в попоне и уздечке, таких разукрашенных, что ими одним махом можно бы выплатить весь внешний долг. Бедная лошадка, пошатываясь, ковыляет под ужасной тяжестью, вот-вот рухнет, а Экобандодо прет на ней во двор, только что посыпанный гравием, и за лошадью, как на привязи, тащатся прикормленные газетчики; на снимках он будет красавец, репортеры царапают в блокноты его изречения, а жирный говнюк швыряет направо и налево пачки тысячепесовых банкнот и пакетики с кокаином; толпа сметает дворцовую охрану, и часовые при всем параде ползают на четвереньках, собирая деньги в сверкающие шлемы с плюмажами из конских хвостов (совсем как у гвардейцев перед Букингемским дворцом), запихивают в сапоги и подсумки на портупеях «Сэм Браун»; выясняется, что у одного солдата подсумок набит презервативами, и солдат высыпает их на землю, чтоб было куда деньги складывать, а газеты потом во всю страницу публикуют его фотографию за этим делом и объявляют конкурс на лучшую подпись, обещая победителю бесплатную поездку на двоих в Пунта-дель-Эсте, оплаченную Пабло Экобандодо, который лично вручит выигравшему билеты на гала-представлении.
Тряся телесами, жирнюга въезжает верхом по ступеням дворцовой лестницы прямо в Большой Зал Республики, и лошадь, изнемогшая под тяжестью, срет на красный ковер, навалив огромную дымящуюся кучу; пятно будет служить вечным упреком мне, его превосходительству, всякий раз, когда я вхожу в зал.
Лошадь вздыхает с явным облегчением, когда боров с нее слезает, затем он гасит сигару о бюст Симона Боливара и швыряет окурок в бассейн, где незадачливый карп его проглатывает и всплывает через два часа в предсмертных корчах.
Этот в окружении своих амбалов, у которых оружие прямо выпирает из всех прорех пестрой одежды, подходит ко мне и говорит:
– Ты небось и есть его превосходительство президент Верахрен Посмешище, а я пришел харкнуть тебе на ковер – вот так, видишь? И хочу тебе сказать, чтобы не путался у меня под ногами, ни сейчас, ни вообще, а иначе ты у меня говно жрать будешь, понял?
Все его охранники ржут, а один, с золотыми зубами и в самых безвкусных ботинках, какие я только видел, расстегивает штаны, пускает в бассейн огромную желтую струю и говорит:
– Нравится? С тебя две тыщи за просмотр.
Этот снова взгромождается на лошадь, выезжает на солнцепек, потому что как назло дождя нет, машет толпе, и его фотографируют. Когда они убрались, ко мне подходит моя женушка и говорит:
– Папулик, помнишь тот клуб в Панаме, где я работала? Я узнала этого человека. Он однажды пришел к нам и под дулом пистолета заставил меня делать это на столе с каким-то мужиком прямо на глазах у посетителей; а потом велел засунуть туда банан, потом бутылку, и пустил их по кругу, приказал каждому, кто там был, глотнуть из бутылки и банан откусить.
А сама от воспоминаний дрожит, бедняжка, и тогда я обнимаю ее и говорю:
– Не волнуйся, моя лапушка, папулик ему покажет!
Она дает мне рахат-лукуму и просит:
– Давай завтра его сглазим!
А я отвечаю:
– Ах ты, моя умничка!
Отныне идет война; я уже известил шефа полиции и начальников штабов, что впредь мы не дадим этим нечестивцам и преступникам откупаться от правосудия и наша негласная политика – бить наповал. Рад сообщить: похоже, пятно от навоза все-таки сойдет, если еще немного постараться; а кошка, считающаяся моей дочерью, сожрала того карпа, когда никто не видел, но все, слава богу, обошлось.
19. Случайность
– Все, пацаны, мне это уже остогидило. Что за неблагодарная тварь этот Виво! Денежки берет, но все равно пишет свои письма и всех баламутит, народишко затевает «общества Виво», давит на полицию и мэров, уже сам писульки шлет президенту и другому дерьму собачьему, и этот хмырь еще к тому же сын вонючего Монтес Сосы, который расстрелял моего двоюродного брата в Сезаре! Мы покончим с ним раз и навсегда, пацаны, и вот что сделаем, слушай сюда. Значит, берете этот подарочек, он с магнитом, и присобачиваете ему в машину под сиденье, понятно? Это штучка особая, малыши, она делает «бум!» и разносит его пополам от грязной жопы с яйцами, каково? Засандалите под сиденье и выдерните эту шпильку, усекли? Через четверть часа, как машина тронется с места, и он уже будет за городом, наша малышка продует ему окно в верзохе, жаль только, она мала у него для такой дырки. Только чтоб вы конкретно знали, что он двигает из города, прежде чем выдерните чеку; если штучка рванет на улицах, вам не поздоровится. Я не очень буду горевать, если вы на этот раз и его девку Морено замочите; сдается мне, ее папаша что-то ему шепнул, иначе б мы его еще в тот раз сделали, а оружие всегда достанем у кого другого, правда же, пацаны? Значит так, малыши, двигаете за Виво, но на расстоянии, и сразу доложить мне, когда малышка через крышу развалюхи его продует, ясно?
Аника с Дионисио задумали покататься на каноэ. Девушка обошла дом, как всегда, и постучала в ставни, но Дионисио уже знал, что подруга сейчас придет, потому что видел из своей комнаты, как она выключает у себя свет и закрывает окна. Скатившись, как обычно, по лестнице, он стал говорить через закрытую дверь, что никаких справочников покупать не собирается, на что Аника сказала:
– Открывай, придурок!
Дионисио, открыв дверь, набросился на Анику, прижал к стене и стал целовать, привстав на цыпочки, поскольку ростом не вышел. Аника скорчила обычную рожицу:
– Тут полно знакомых, что про нас скажут?
