нашло.
Рука Мансура легла на ее плечо, и она успокоилась. Он словно перелил в нее свою силу и уверенность. Ее тело жаждало еще большей близости, и ей потребовалось все ее самообладание и гордость, чтобы не броситься ему в объятия.
Ее слезы высохли.
— Семья для тебя очень много значит. И это твое отношение ничто не сможет изменить.
Он убрал руку с ее плеча.
— И этого не следует стыдиться, а тем более за это извиняться. — Он помолчал, а затем продолжил: — Я завидую этой твоей черте. И я знаю, что твоя забота о моей маме облегчает мое сердце, когда я сам не могу быть рядом с ней. Так что спасибо тебе.
Она хотела было возразить, но при виде сурового выражения его лица поняла, что он больше не допустит ее самоунижения, потому просто тихо ответила:
— Пожалуйста.
Они спустились с холма в молчании. У подножия Амаль наконец решилась на следующий вопрос.
— А я говорила об отце? — промолвила она едва слышно.
Мансур взглянул ей прямо в глаза и утвердительно кивнул.
И тут Амаль словно прорвало:
— Он навестил меня в день моей выписки из больницы. Твоя мама хотела вышвырнуть его вон, но я упросила ее впустить его в дом. Я надеялась, что он приехал в Харгейсу из-за моей травмы, но я жестоко ошиблась…
Амаль замолчала. На сердце повисли гири, ей было трудно дышать и говорить.
Зачем она хочет поделиться с Мансуром этой нелицеприятной историей с отцом? Она даже маме Халиме ничего не рассказала. Но Мансур скоро все равно улетит в Америку и не будет бросать на нее жалостливые взгляды. А ей необходимо излить душу.
— Что он сделал? — нарочито спокойно спросил Мансур.
Амаль поджала губы и отвернулась. Но Мансур не собирался спускать ее с крючка.
— Амаль, скажи мне, что он сделал?
Он уничтожил ее, хотя и пальцем не тронул.
— Он… Он, как обычно, попросил денег, — пролепетала она и зажмурилась от стыда.
Она вдруг почувствовала, как большая и теплая ладонь Мэнни гладит ее по щеке.
— Выбрось его из головы, Амаль. Он тебя не стоит.
— Но он мой отец, — возразила она, отстраняясь.
— И почему ты так переживаешь?
— Он тут же ушел, стоило мне перевести деньги на его счет по телефону, — выдавила Амаль.
Мансур невольно сжал кулаки.
— И где он сейчас? — прорычал Мансур.
Выражение его лица однозначно говорило о том, что, появись ее отец сейчас, от него бы и мокрого места не осталось. Амаль впервые поняла, что Мансур способен применить силу и пойти на крайность в определенной ситуации.
— Он, скорее всего, в Могадишо, — поспешно ответила она. — У него там семья. У меня есть сводные брат и сестра. А отец хочет начать бизнес, потому и просил денег. Но не деньги меня беспокоят…
— А осознание того факта, что он хотел от тебя только денег и ничего больше, — закончил за нее Мансур, скрипнув от злости зубами.
Амаль невольно поморщилась от этого правдивого замечания Мэнни.
— Не стоит на него сердиться, — примирительно заметила Амаль. — Он давно нас бросил и редко проведывал. Но я все время на что-то надеюсь. А может быть, это амнезия сделала меня такой ранимой. — Амаль тряхнула головой и устремилась вперед, чтобы окончательно не погрязнуть в воспоминаниях.
Мансур быстро догнал ее и на этот раз наткнулся на ее руку намеренно, поняла она, когда он проворчал:
— Мне нравится твоя надежда.
Ей тоже нравилась, до того, как она осознала ее безнадежность.
Пока они обходили холм, чтобы посмотреть на наследство Мансура, Амаль начала желать чего-то безумного: пусть амнезия избавит ее от надежды, потому что это не приносило ей никакой пользы. Она надеялась, что ее отец передумает, а Мансур захочет подольше побыть со своей матерью.
«И со мной», — подумала она с замиранием сердца.
Глава 7
Мэнни пристально рассматривал расстилавшееся перед ним по-весеннему зеленое невозделанное пастбище. В голове роились идеи, как распорядиться наследством, если бы оно перешло к нему. Однако тут он заметил, что Амаль слегка нахмурилась, а в ее глазах цвета горького шоколада плещется разочарование.
Мансур сбросил пиджак и расстелил на земле в виде импровизированного одеяла.
— Амаль? — позвал он.
Она вздрогнула и непонимающе на него взглянула. Она явно была где-то далеко. Но затем ее взгляд прояснился, и она беспрекословно уселась рядом с ним на пиджак.
Это был второй признак того, что что-то не так. А первый — это ее хмурое выражение лица.
Мансур понял, что дело плохо, когда Амаль тихо сказала:
— Здесь действительно красиво. Ты должен встретиться с семьей отца, вступить в наследство, а потом, как ты и предлагал, сдать земельные участки в аренду местным фермерам.
Именно ее тон сломил его. Ровный. Вялый. Безнадежный. Его кожа покрылась мурашками.
Амаль сидела на пятках, сложив руки на коленях, и в ее позе чувствовалось напряжение. Казалось, она не замечает его присутствия, пока Мансур нечаянно не задел ее ногу своей. Тогда она быстро к нему повернулась, хотя лицо ее было по-прежнему задумчивым.
— Я не ожидал таких прекрасных пейзажей. Здесь очень живописно. Теперь я, кажется, понимаю поэтов-романтиков, воспевающих красоты природы, — заметил он с воодушевлением.
— Это зрелище укрепило тебя в твоем решении? — поинтересовалась Амаль.
Он обрадовался, что сумел отвлечь ее от тревожных размышлений об отце. Мансур хорошо ее понимал. Он и сам пребывал в подобном состоянии после ее отказа. Единственная разница заключалась в том, что он потерял Амаль, и ему больше не на кого было опереться. Но теперь, несмотря на то, что когда-то она была источником его боли, Мэнни с каждым днем становилось все труднее вспоминать, почему он должен держаться подальше от эмоционального сближения с ней…
И физического тоже.
Он должен быть осторожен. Но, конечно, он мог бы утешить ее, хоть и рискует снова пасть жертвой ее чар.
— Возможно… — протянул Мансур, откинувшись на локти и скрестив ноги. — Я был в шоке, когда узнал, что он включил меня в завещание.
— Почему? Он ведь твой отец, а ты его первенец.
— Так-то оно так, — согласился Мансур, — но между нами никогда не было теплых отношений, и мы слишком редко виделись. — Мэнни рано повзрослел и в семнадцать лет покинул родной дом, отправившись на учебу в Америку.
— Когда вы виделись в последний раз?
— Как раз накануне моего отъезда.
— Мансур, с тех пор прошло пятнадцать лет! — с упреком воскликнула Амаль.
— Я умею считать! — огрызнулся он.
Но, увидев недоумение и обиду на лице
