– Гады. Феминистки вас бы линчевали.
– А ты хочешь изменить мужу?
Марина разозлилась.
– Иди в задницу, – сказала она. – А что там жилищный вопрос? Если окажется, что квартира принадлежала Жанне, а Игорь и пассия…
– Нет. Это его квартира.
– То есть он ни при чем.
– Кроме песни «Killing me softly» и факта слежки – никаких улик. Кроме того, меня смущает артистизм. Роза, красная лента…
Людям, которые живут вместе, гораздо легче организовать убийство второй половины в домашней, так сказать, обстановке. Без привлечения курьеров, отравленных роз и прочей чуши.
– Да, нелогично, – сказала Марина, – но в последнее время вокруг меня много нелогичного. Зачем, скажи, предупреждать, что смерть близка? Меня же гораздо легче убить без предупреждения. А иначе уже намного труднее, я ведь начеку, готова сопротивляться. Зачем печатать на принтере эти дурацкие записки? А фигура в черном плаще? Это уже не театр. Это цирк!
Она толкнула дверь и вышла из подъезда, продолжая разговаривать. Дима припарковался рядом с ее машиной. Он разговаривал, сидя в автомобиле.
– Поехали туда, где пахучая квартира, – сказал он, увидев Марину и отключив гарнитуру на ухе. – Посмотрим, что скажут баллисты. А потом – вдруг тот, в плаще, следы оставил?
Марина забралась на пассажирское сиденье его машины.
– Главное – кто и зачем, – сказала она. – Не могу уловить вообще никакого смысла. Ну, узнаем мы марку пистолета, и что?
– Поехали, – сказал Дима. – Он в конце концов должен проколоться, наш злодей. Улики оставить, оступиться, сглупить.
– Это женщина.
– Ой, сомневаюсь, – сказал Дима. – Наглое и фантастически удачливое существо.
– Ты обо мне? – подняла бровь Марина.
Игорь медленно напивался, сидя перед монитором. Обычно он напивался быстро, но сегодня, для разнообразия, делал это постепенно. В наушниках орала музыка. Игорь открыл в графическом редакторе фотографию Жанны и принялся непонятно зачем перекрашивать ее лицо в голубой цвет. Алкоголь действовал: он чувствовал себя все менее и менее вменяемым. Руки стали тяжелыми, веки опускались, Игорь тряхнул головой и снова открыл глаза.
Лицо было голубым, как платье Жанны в тот день.
Он вытащил телефон и непослушными пальцами набрал чей-то номер, но потом отменил вызов.
Игорь закрыл глаза, но перед глазами светилась только блестящая лысина. Он ненавидел любовника своей жены, но в данном случае это ничего не значило. Игорь встал, пошел в ванную и сунул голову под струю холодной воды. Тузя прыгала рядом и пыталась лизнуть его руку. Он дружелюбно потрепал собачку по загривку.
– «Смит-Вессон». Шестизарядный, – сказал криминалист, рассматривая пулю.
– Я оплачу вам работу вне графика, – сказал Дима, – особенно если вы еще что-то выясните.
Еще один сотрудник криминалистической лаборатории изучал пол на лестнице.
– Идите сюда, взгляните, – позвал он. – Это интересно.
На полу, закатившись под перила, лежала авторучка. Прозрачная, фиолетовая, красивая.
– Это не ваше, девушка? – спросил первый криминалист. – Не вы обронили?
– Нет, – ответила Марина.
Где-то она уже видела эту авторучку. Она закрыла глаза, потом сжала пальцами виски. Марина стояла на ступеньку ниже Димы. Так они оказывались как раз одного роста.
– Видела такую? – спросил Дима, правильно истолковав ее движение.
– Да.
– Но не помнишь где?
Марина сжала руки. Разгадка была так близка. Так близка. Что-то летало в сознании, как светлячок, но не давалось, и у Марины никак не выходило зафиксировать эту точку, чтобы осветить себе дорогу.
– Видела. Точно, – сказала она.
– У себя на работе? Где еще? На работе, только на работе. Это не простая авторучка, в банке и на почте таких клиентам не выдают. «Эрих Краузе», конечно, не особо дорогая марка, но тем не менее выглядит достаточно характерно. Этот цвет фиолетовый…
Марина продолжала думать.
– Где ты вообще встречаешься с авторучками?
– Елки-фиалки, да много где, – сказала Марина.
– Скажите, – обратился Дима, – она тут не полгода уже лежит? А то мы пойдем по ложному следу.
– Пролежи она тут хоть день, ее бы подобрала местная интеллигенция, – сказал второй криминалист.
У него были такие рыжие волосы, что казались оранжевыми. Марина почему-то подумала – в детстве его дразнили «морковкой».
– На ней пыли нет, – сказал первый криминалист. – Ручка у нашего стрелка, видимо, вывалилась в тот момент, когда он переодевался в свой черный балахон. Он же одевался прямо на лестнице. Вы, девушка, пешком шли, а он обогнал вас на лифте, вышел, поставил на пол сумку, достал балахон, натянул его, взял пистолет и встретил вас, так сказать, во всеоружии.
«И убийца, конечно, услышал бы, что у него упала ручка, но ведь рабочие, которых привел Евгений, так шумели, что слышно ничего не было», – подумала Марина.
Она вдруг почувствовала, как сильно устала. Даже металл, бывает, устает. Марина медленно пошла по ступенькам вниз, в машину. Уже дойдя до «Мерседеса», вспомнила, что это не ее машина, что у нее нет ключей, но тут автомобиль моргнул всеми фарами и открылся. Она повернулась и махнула рукой, зная, что Дима наблюдает за ней откуда-то сверху, а потом села.
Автомобиль куда-то ехал. Марина открыла глаза. Чувствовала она себя намного лучше.
– Тебе звонили, – сказал Дима.
Марина посмотрела список звонков. Евгений, клиенты, подрядчики, партнеры…
– Куда мы? – спросила она его.
На нее дул поток приятно теплого воздуха. Принимать вертикальное положение не хотелось, да это было и не нужно.
– В магазин. Искать такую же ручку, – ответил Дима.
– Думаешь, я видела ее в магазине?
– Очень вероятно.
– Очень, – кивнула Марина. – Мне нравится шопинг.
– А я его ненавижу. Множество людей с тележками хаотично перемещаются в замкнутом пространстве, хватая то одно, то другое, сталкиваются, протискиваются, покупают то, что потом оказывается ненужным, тратят деньги, а потом берут кредиты, занимают у друзей и знакомых и оказываются у разбитого корыта в случае каких-либо неприятностей. Потому что они к этим неприятностям не готовились, порхали по супермаркетам, как стрекозы, которые пропели красное лето.
– Все не так, – сказала Марина, – шопинг – это полезное, познавательное и приятное занятие. Ты просто не научился получать от этого кайф. В мире существует множество вещей, призванных сделать нашу жизнь лучше, богаче впечатлениями и комфортнее. И вот ты берешь с полки вещь и думаешь: «Сделает ли она мою жизнь лучше? Станет ли мне веселее жить, если каждое утро в ванной я буду смотреть на эту шторку с орхидеями, или нет? Начну ли я лучше спать под новым одеялом, будет ли мне комфортнее ходить в новых туфлях, появится ли у меня поклонник, если я куплю новое платье?» А даже и нет – удовольствие созерцать себя в зеркалах и витринах в новом платье – это очень хорошее дело.