Книга Апрель для Октября - Лина Деева

— …я напоминаю, что Единое будучи совершенным, ничего не ищет, ничего не имеет и ни в чём не нуждается…

— …Логос пронизывает материю, формирует и образует её…

— …числовая сущность мира…

— …поэма об императоре Октавиане…

Услышав последнее, Дин насторожился и догнал идущих чуть впереди высокого молодого человека и низенького плотного старика с обширной лысиной. Оба были одеты в тоги с пурпурной полосой.

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, господин Сенека, господин Лукан, — любезно обратился он к ним. — Я верно понял, вы говорили о новой поэме господина Вергилия?

— А, господин Судья, — старик одарил его доброжелательной улыбкой. — Давно вас не было. Да, я говорил о несравненном Вергилии, наконец-то порадовавшем нас своей новой поэмой. Мы с племянником как раз идём из терм, где с удовольствием её слушали.

— Прекрасная новость! — Дин действительно любил стихи великого галлийца. — Как вы считаете, господин Вергилий ещё в термах? Я бы хотел засвидетельствовать ему своё восхищение.

Сенека и Лукан переглянулись, и последний неуверенно сказал:

— Полагаю, да. Вряд ли поклонники божественного Вергилия отпустили его так быстро.

— Благодарю, — наклонил голову Дин и заторопился в сторону внутреннего круга стен.

В термах было предсказуемо людно. Впрочем, завидев Дина, души вежливо расступались, и ему не пришлось толкаться, чтобы подойти к окружённому почитателями крупному высокому человеку в грубой, до пят свисающей тоге.

— Господин Судья! — обрадовался тот, заметив Дина. — Вот уж не ожидал!

— Мантия спешит преклонится перед лирой, — улыбнулся Дин. — Примите мои искренние поздравления, господин Поэт.

— Спасибо, — Вергилий польщёно приосанился и тем не менее уточнил: — Но не слишком ли вы торопитесь? Вы ведь ещё не слышали текст.

— К величайшему сожалению, — интонации Дина приобрели мягкость подушечек на кошачьих лапах. — Вот почему я хочу бесстыдно воспользоваться своим положением и попросить вас уделить мне некоторое время тет-а-тет.

Было заметно, что Вергилию не хочется уходить от славословий поклонников, однако отказать Дину он не мог.

— Конечно, господин Судья. Прошу, следуйте за мной.

Как и термы, небольшие уютные кабинеты были данью земному прошлому — души не нуждались ни в отдыхе, ни в омовении.

— Вина? — гостеприимно предложил Вергилий.

— Да, благодарю, — Дин удобно расположился в кресле.

Поэт подал ему бокал разбавленного красного и, встав у окна в торжественную позу, звучно начал:

— Итак, начну я горячие славить сраженья // Цезаря, имя его пронесу через столькие годы, // Сколькими сам отделён от рожденья Тифонова Цезарь.

Дин слушал внимательно, и не начатый бокал чуть покачивался в его руке в такт стихам. Когда же прозвучала последняя строфа, вино было без сожаления отставлено в сторону, и не успевшую воцариться тишину с позором прогнали аплодисменты.

— Великолепно, господин Поэт! Право, жаль, что на Земле никогда не услышат этого произведения.

— Вы мне льстите, господин Судья. — Но судя по заметному даже на смуглой коже румянцу, эта лесть была чрезвычайно приятна. — И ещё мне кажется, вы хотели не только послушать поэму.

Дин с честью выдержал проницательный взгляд собеседника.

— Вы чрезвычайно проницательны. Прошу, присядьте, — он приглашающе указал на соседнее кресло. — И позвольте теперь уже мне за вами поухаживать.

Вергилий молча опустился в кресло, а Дин, собираясь с мыслями, занялся вином.

— Скажите, господин Поэт, — наконец заговорил он, протягивая Вергилию бокал, — вы всё ещё общаетесь с обитающими в Раю?

— Бывает, — спокойно ответил тот. — Искусству все миры покорны.

— И это прекрасно. — Дин отошёл к окну и, глядя на термы, продолжил. — У меня к вам конфиденциальная просьба, господин Проводник, — он нарочно употребил менее известное прозвище галлийца. — Узнайте для меня судьбу одного молодого ангела из лунной сферы. В частном порядке.

— Судьбу ангела? — Вергилий не скрывал удивления.

Дин со значением промолчал, и спустя короткую паузу поэт сказал:

— Хорошо. Как зовут эту девушку? Или юношу?

— Девушку, — Дин повернулся к собеседнику. — Её зовут Эйприл.

— Хм, — нахмурился Вергилий. — Не встречал такую. Впрочем, не волнуйтесь — я знаю кое-кого, кто, в свою очередь, знает всех.

На редкость самоуверенно со стороны этого «кое-кого». Хотя, если это не бахвальство, Дин только обрадуется.

— Сколько вам понадобится времени?

Вот тут поэт задумался всерьёз.

— Навестите Лимб в следующее полнолуние — к тому времени я уже точно буду всё знать.

— Хорошо, — как бы нелепо это ни было, Дин почувствовал облегчение. — Благодарю вас, господин Проводник. Я в долгу не останусь.

— Не стоит благодарности, — отмахнулся Вергилий. — Это я в долгу перед вами и буду рад хоть немного его вернуть. Тем более я не думаю, что вы хотите навредить девушке.

Дин тоже хотел верить, что его любопытство не принесёт проблем. И ещё очень не хотел обсуждать этот момент, потому зацепился за первую часть ответа собеседника.

— Вы в долгу? Неужели из-за того, что я когда-то уговорил ваших душеприказчиков нарушить клятву? Бросьте, это такой пустяк!

— Возможно, — Вергилий всё-таки пригубил вино. — Тем не менее на Земле знают «Энеиду» исключительно благодаря ему.

Дин снова отвернулся к окну. Интересно, как бы Эйприл решила дилемму «бессмертное произведение искусства против двух попавших в Ад душ»?

«Непременно спрошу у неё, когда увижу».

О собственном предостережении об опасности встреч ему почему-то даже не вспомнилось.

Глава 15

Время тянулось невыносимо медленно. Земные дни Дин проводил в поместье, ночи — на Семи Ветрах. Впрочем, последнее ему душ в легионах не прибавляло. Сколько Дин ни изучал цветы греха, ничего толкового найти не мог. «Праздники, — объяснял он сам себе. — Рождество, Новый год, вот смертные и ленятся грешить». В этом было зерно истины — так же как и зерно самообмана, на которое он упорно закрывал глаза.

Единственная ночь, когда Дин изменил своей вахте, случилась в канун Йоля. Йольский бал считался мероприятием необязательным, так что получив приглашение, Дин сразу же написал полный извинений отказ. Танцевать и вести светские беседы он не любил, а чувствовать себя добычей охотниц за женихом больше не хотелось. Однако болтаться в это время на Земле было бы моветоном, и Дин остался в замке — с книгами, чёрным вином, креслом у пылающего камина и зелёным камешком, который после визита в Лимб почти перестал выпускать из рук. И вот тем вечером, крутя жадеит в пальцах, он вдруг решил вспомнить райское прошлое.

Вав, гимет, алеф, реш — чем дальше, тем чётче вспоминался узор плетения. Хет, йод, нун — сглаживались углы, заполировывались неровности, менялась форма. И вот вместо прежнего несимметричного осколка Дин уже держал прозрачный прямоугольный камень со скошенными уголками. Как и задумывалось, огранка «изумруд» идеально