приземлилось на пятую точку. Тут уж начался форменный бедлам! Венды, вскочив, хватались оружие и в полной в темноте неслись к выходу, а там их ждала засада. Невидимый упырь орал и кусался, хватая всех за ноги. Сначала упал один, за ним второй, и свалка в дверях выросла в момент: теперь уже никто не понимал, кого бьют и кто на кого напал. Все заполошно орали, пока наконец не появился свет.
Жена хозяина спустилась в зал с двумя фонарями в руках и к неописуемому ужасу нашла своего мужа, едва дышащего под грудой сидящих и охаживающих его кулаками вендов. Женщина, понося вендов на чем свет стоит, кинулась вытаскивать своего благоверного. Бойцы Аргуна, не меньше хозяйки потрясенные всем случившимся, предпочитали не пререкаться, а смущенно отходили в угол.
Там уже стоял их старшой и бешено вращал глазами:
— Кто? Узнаю, кто это вытворил, шкуру спущу!
Фарлан единственный не кричал и не метался. Он-то сразу догадался, что произошло, и сейчас стоял перед сложной дилеммой. Признаваться или нет? Всю ночь Черный ждал гостей, а под утро, когда стало совсем невмоготу, решил подстраховаться. Поставил наверх приоткрытой входной двери глиняный жбан с водой. Тогда эта идея показалась ему превосходной. Сейчас же, слушая истошные вопли хозяйки и рык разъяренного Аргуна, он начал в этом сильно сомневаться.
К счастью, хозяина откачали. Несколько синяков, заплывший глаз — вот, в общем-то, и все. Видимо, венды опасались бить нечисть в полную силу. Однако это не помешало мужику громогласно охать и жаловаться на жизнь до тех пор, пока Щука не пообещал ему виру. Тут хозяин сразу воскрес и выторговал у венда полновесный серебряный динар. Потеря денег никак не улучшила Аргуну настроение, и он с удвоенной энергией начал трясти своих, выясняя, кто из них решился на такое непотребство. Виновных найти, естественно, не удалось, и Щука пребывал в крайней степени раздражительности, поэтому Фарлан решил с признанием не торопиться и дождаться более подходящего случая.
Во всей этой неразберихе никто не заметил, когда на пороге появились незваные гости. Они молча стояли в дверях до тех пор, пока Дури не решил, что пора обратить на себя внимание.
— У вас всегда с утра так весело или только сегодня?
В зале повисла неловкая тишина, и после еще только что стоявшего шума и гама перемена была особенно разительна.
Дар речи первым вернулся к Аргуну:
— Нет, обычно еще веселее — сегодня ребятки чутка приуныли!
Он снова прошелся бешеным взглядом по своим бойцам, а Однорукий мотнул головой в сторону двора:
— У меня разговор к тебе, Аргун Щука. Выйдем потолкуем.
— Отчего ж не поговорить-то, ежели человек хороший просит. — Старшина вендов положил пояс с мечом на лавку, демонстрируя своим и чужим, что разговор будет мирным.
Они вышли во двор. Пятеро вооруженных руголандцев как бы невзначай остались на крыльце, а Дури, отойдя в сторону, с радушной улыбкой повернулся к венду:
— У тебя два человека пришлых в отряде. Откуда они? Кто? Знаешь?
— Человек взялся помочь. Нам польза. Зачем мне копаться в его прошлом?
Однорукий согласно закивал головой.
— Все так, все так. Только вот какое дело. Кровники они наши. — Взгляд Дури жестко впился в глаза собеседника. — Отдай их нам, не вписывайся за них!
Аргун взгляд не отвел, но отвечать не торопился. Он, прищурившись, посмотрел на дверь кабака, на стоявших там воинов, затем на голубое небо с прожилками белых облаков и наконец сказал:
— Я мог бы рассказать тебе, что у нас принято платить добром за добро, но не буду. Скажу честно — не нравишься ты мне, однорукий, и люди твои мне не нравятся. Вот так! Никого мы вам не отдадим!
— Честно, уважаю!
Дури выдавил улыбку, придушив волну гнева. Рука сжала рукоять спрятанного кинжала, и он подумал: «Если бы здесь сейчас стоял Гаральд, валялся бы ты, венд, в грязи с распоротым горлом!»
Щука развернулся и пошел к крыльцу:
— Что хотел, я сказал, и добавить мне нечего.
Улыбка Дури стала напоминать оскал волка.
— Я услышал тебя, венд, так и ты меня услышь: или вы отдаете чужаков, или сдохнете вместе с ними!
Глава 12
— Так и сказал: «Сдохнете здесь с ними!»
Ганьери смерил шагами комнату раз, затем другой. Осведомитель серой мышью замер в углу.
— А что венд? — Филиппо переспросил еще раз, и незаметный человек повторил:
— Не отдам, говорит.
Ганьери в сердцах плюхнулся в кресло.
— Что скажете, Торелли?
Комендант непонимающе пожал плечами:
— Нам-то что: пусть режут друг друга. Вызовем этого однорукого, растолкуем — все разборки за пределами городской стены. Вот и все!
Ганьери с ненавистью посмотрел на коменданта гарнизона. Он совсем забыл, что тот совершенно не в курсе последнего приказа из дома. Раскрывать свою заинтересованность было нежелательно, поэтому он зашел с другого конца.
— Узко мыслите, а еще военный! Хотя, может быть, как раз поэтому. Руголандцы вырежут вендов — это не беда. Беда в том, что венды не сами по себе — они гребцы на купеческом корабле. Начнется бойня, сожгут галеру, убьют купца, разграбят товар! Вам еще перечислять? Какая слава о нас разнесется, кто к нам приедет, если здесь грабят и убивают купцов?
Слегка ошеломленный напором, Торелли замялся:
— Ну, если с этой стороны посмотреть…
Глава города его уже не слушал:
— Надо урезонить этого, как его…
— Дури, — подсказал комендант.
— Вот-вот, Дури. Надо бы как-то втолковать ему, что здесь нам разборки нежелательны.
Филиппо забарабанил пальцами по столу, а Торелли покачал головой:
— Не послушает! Там же кровная месть. Руголандцы и так упертые как бараны, а уж если кровник, то совсем беда.
Задумавшись, Ганьери спросил словно невзначай:
— Сколько у нас бойцов в гарнизоне?
— Пятьдесят арбалетчиков, столько же меченосцев, еще пара десятков всадников… — Комендант вдруг замер, ошарашенный внезапным прозрением. — Вы что, хотите… Даже не думайте! Наши бойцы только на стенах хороши, а в чистом поле это руголандское зверье порубит их в мгновение ока!
Выпалив, Торелли перевел дух, а Ганьери поторопился отпереться:
— Да нет! Вы что, с ума сошли⁈ Ни о чем таком я не думал! — Он разозлился на самого себя, поскольку комендант уловил верно — была у него такая шальная мысль.
Торелли уже успокоился и начал размышлять вслух:
— Подождем! В городе мы
