хоть отговаривался. А то он молчит, ни слова, и я молча пошел... Я, может быть, еще зиму пробуду так, а потом пойду из дому, не выдержу... хоть куда...
— И я поехал бы куда-нибудь, чтобы учиться...
— А мне, брат, в уездном комитете обещали на будущий год послать куда-нибудь...
— Если бы вместе! Вот бы хорошо! Вот бы тогда поработали! Тогда бы не только этого, сына священника, а всех бы по политике загнали.
В слово «политика» Рыгор вкладывал умение разбираться во всех событиях, происходящих в мире, и в написанном в газетах и книгах.
— Тебе легче политика дается,— говорил Рыгор,— а мне эта политика очень трудна. Ты вот скажи, как ты доклады учишь?
— Учу?.. Я совсем докладов не учу.
— А как же ты?
— Почитаю книжку, какую надо, или газету и делаю.
— Ну?!
— Ей богу!
— А я ж, брат, замучился, когда поручили мне доклад.
— Какой?
— А вон, как коммунисты захватили власть... Я думал, думал и чуть не плакал, а потом взял книжку, полез на чердак, чтобы мачеха не видела, и заучил наизусть всю книжку. Да и то запутался, когда хлопцы захохотали... Не умею я так, как ты.
— Надо было бы поехать учиться куда-нибудь...
— А секретарем ячейки тогда кто?
— Янка останется. Я уже довольно побыл. Ячейка у нас уже большая, пусть он и побудет.
Алесь достал из кармана небольшую в синей картонной обложке книжечку и показал Рыгору,
— Видел?
— Не-а!.. Что это?
— Билет. И тебе прислали...
Рыгор долго держал в руке книжечку, поворачивал ее, перелистывал, рассматривал. Потом, возвращая Алесю, несмело, с удивлением спросил:
— А Сергей говорил, что в шелковой?..
— Глупый, где это шелку набраться. Мало что он говорил.— Алесь спрятал билет в карман, сдвинулся с места, на котором сидел, и поднял незаметно дерн. Под дерном лежали обоймы с патронами.
— У меня здесь около сотни штук и дома немного. Эти боюсь дома прятать, чтобы дети не нашли, а тут никто не знает... На и тебе две обоймы.
Алесь подал две обоймы поржавевших слегка патронов. Достал еще четыре обоймы и, стряхнув с них песок, положил себе в карман.
Через час пять человек с винтовками, по-разному одетые, шли в Алесевку. Алесь и Рыгор были босые и без свиток. Начальник этой группы, местный партиец-красноармеец, совсем недавно вернувшийся домой, был в сапогах и красноармейской одежде. Два других — партийцы-мужчины — были в ботинках.
В Алесевке их встретили с некоторым удивлением, но в хату председателя сельсовета, где хлопцы остановились, вскоре по заданию председателя зажиточные алесевцы начали приносить все, что следовало сдать по разверстке. Красноармеец взвешивал масло, сало, рожь, а Алесь внимательно записывал все на бумагу против фамилии того, кто сдавал, и давал тому расписаться.
Приносили разверстку по одному, медленно, и затянулось это до самой ночи.
Недалеко от хаты председателя была вечеринка. Оттуда доносились игривые звуки гармошки. Гармонист играл польку. Рыгор стоял с винтовкой у ворот и слушал. К нему подошел старый крестьянин, оглянулся и тихо сказал:
— Вы стерегитесь, Булгак может прийти. А вечеринку я советовал бы обыскать, револьверы у этих богатых есть.
Рыгор позвал красноармейца. Крестьянин повторил свой рассказ. Еще раз предупредил, чтобы остерегались.
По улице шли три местных хлопца и о чем-то шептались. Заметив их, крестьянин притаился у ворот и подождал, пока они пройдут. Когда хлопцы исчезли в темной улице, крестьянин пошел домой. Красноармеец вызвал из хаты комсомольцев и повел их на вечеринку. По пути рассказывал, что кому делать.
— Алесь станет у двери, вы возле окон, а я с Рыгором буду искать.
Когда красноармеец с Рыгором вошел в хату, музыкант по-прежнему задорно резал польку. По хате кружились парами хлопцы и девчата. Рыгор и его друзья стали у порога и ждали.
Стукнул еще раз барабан и забренчал жестянками. Пропела еще раз гармонь басами и замолчала. Остановились танцы. Красноармеец вышел на середину хаты, поднял вверх руку.
— Товарищи. У нас есть сведения, что на вечеринке есть кое-кто с револьверами. Если верно,— я прошу сдать их.
Никто не ответил.
— В таком случае я вынужден обыскать хлопцев.
Хлопцы столпились в углу у двери. Девчата отошли в другую сторону. По одному подходили к Рыгору хлопцы и давали себя ощупать, а потом отходили к девчатам.
У хлопцев не нашли ничего. Рыгор глянул на друга, махнул рукой музыкантам и подошел к лавке, где в углу стояло ведро с водой. За ведром лежало два нагана. Рыгор взял наганы и показал. Все как будто удивленно смотрели на них и молчали.
Снова заиграл музыкант. Начались танцы.
* * *
Ночь...
В хатах давно погасли огни.
Всего несколько минут тому назад в хате на окраине виден был свет, мелькали в танцах силуэты людей. Потом раскрылась дверь, и вечеринка десятками самых разных молодых голосов хлынула на улицу, поплыла по ней и пропала в коротких всхлипах гармошки, глухих редких звуках барабана. Потом кое-где слышался тихий шепот и поздние торопливые шаги. Теперь все смолкло. Застыли серые в свете луны очертания хат.
На дворе тепло. Алесь сел на бревно, прислонился к стене плечами, слушает тишину ночи, и, зачарованный ею, думает.
В гумне спят товарищи. Время от времени шуршит сено, это кто-нибудь из них ворочается. Наверное, травинки лезут в нос или в ухо и щекочут.
Перед воротами небольшой кусочек луга. Луг порос уже молодой травой. Влево сразу огород: белые головы кочанов и по бокам тропки, ведущей в гумно, высокие маковины. Вправо за плетнем тоже луг и в одну сторону, недалеко от плетня, рожь, а в другую — луг и молодой густой осинник. Над осинником низко повис большой белый круг луны. Темное небо вверху синее, и на нем беловатые звезды. Перед воротами на соседней меже старая груша. Она высоко поднялась перед гумнами и, широко распустив покрытые листьями густые ветви, застыла неподвижно. Алесь смотрит вверх. Оттуда из темной синевы просвечивается понемногу от звезд и течет на землю беловатый нежный свет. Все ночью напоено музыкой совсем неслышной, которую можно только угадывать. Алесь угадывает эту музыку в тихом шорохе молодой травы, в мигании звезд, в застылости листьев груши, в дрожании белесого тумана, повисшего над лугом, и на ветвях осинника. Эта музыка вливается в самое сердце, трогает самые тонкие, самые нежные струны в душе человеческой и наполняет ее