Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
превращаться холеное лицо молодого китайца, испугало и отрезвило его. Пачкаясь о пол, ползком, отпихиваясь ногами, еще похожими на лапы, на заднице, бывший красавчик Ши Алекс отползал, подвывая, от куска печени.
Он стянул с себя джемпер, спешно обтер им лицо и голову, где могли быть остатки запаха после удара печенкой, и накинул его на кусок. Никто не имел права не восхищаться его силой воли! Запаха почти не стало. На тощем теле Алекса, как в насмешку и словно издеваясь, кое-где торчали ярко-рыжие шерстинки. Это было совсем некрасиво.
А потом он услышал щелканье. И глумливое ржание. Кто-то снимал его на фото в мобильнике и смеялся. Алекс не стал смотреть.
– Не превратился? Надо еще попробовать, у нас много печенки! Не кормите его сутки, не может быть, чтобы шеф ошибся.
Больше всего Ши удивился, что голос сверху не был голосом ни одного из братьев Фан. Но виду не подал.
Глава 3
Привычку быть голодным нужно вырабатывать. Это непросто, даже если понятно зачем. Это трудно, если вкусно поесть – основная радость в твоей жизни и жизни окружающих. Бабушка радуется, когда внук кушает, и спешит готовить еще маленькому сокровищу. Дедушка поит сладкой водичкой, чтобы не похудел. Родителей видишь только за трапезой, с друзьями идешь в интернет и поесть. На улице везде тележки с едой и закусочные ряды. Два часа на обед, а могли бы и побольше выделить, и только в старых книгах герои ложатся спать с пустым животом. Или в кино, тоже старом.
А ты-то, ты рожден не в голодные годы, и не для того твои предки надрывались, чтобы ты голодал. Паровые булочки и рис – фу, хочу пять сортов мяса в лапше… И печень обжарить с маласянью…[22] Печень…
Свело скулы. Ши отвернулся к стене, чтобы не видеть, не чуять запаха уже преющей печени. Он знал, этот запах сводит его с ума, выворачивая шкурой наружу, а выворачиваться нельзя.
Старшие запретили. Сейчас Алекс не помнил точно почему.
«Легко заморочить голову одному человеку, но лучше, чтобы это был император», – всегда говорил отец. И ничего не пояснял.
Но как же хочется есть! Как хочется! Алекс чувствовал, что худеет, что живот сдувается и прирастает к позвоночнику, а ребра выпирают и вот-вот порвут кожу над животом. Он даже ущипнул себя за бок: есть ли еще за что ущипнуть. Было. Пока было. Но немного.
Обхватив себя руками, Ши то раскачивался из стороны в сторону, прикрыв глаза, как старик, то озирался: вдруг что-то изменилось. Терпеливо ждать изменений становилось все сложнее – очень хотелось есть, и зудело в животе и в голове. Он слышал, что за стенами кто-то есть, кто-то похожий на него и тоже страдающий. Но этот страдающий не просил помощи. Он просто страдал. И если прислушаться, страдающий был не один.
Чем больше хотелось есть, тем сильнее обострялись слух и чутье у Алекса.
В голодном полумраке своего сознания, в вонючем сумраке тюремного бетонного мешка он все отчетливее слышал стоны. Одни ближе, другие дальше. Целая улица стонов, улица, уходящая вдаль. Они стонали как дышали, не от боли, а от бессилия. Так тяжко больной не может вздохнуть полной грудью, так не слышит он, что из груди у него идет не воздух, а жалобный свист.
И незнакомое до сего момента чувство жалости пронзило вдруг Алекса сильнее, чем незнакомое чувство голода. Он мог съесть эту вонючую печенку, а вот помочь им, тем, кто стонет, мог ли? Или пусть они просто замолчат! Замолчат!
И тут пошел дождь.
Холодные капли заколотили по голове, по спине, быстро промочили одежду. Ни спрятаться, ни укрыться.
Вода без всяких препятствий лилась сверху сквозь решетку и скоро залила пол камеры. Дождь усиливался, а никто не приходил накрыть решетку чем-нибудь сверху, никто не приходил вытаскивать пленника.
От холода он дрожал крупной дрожью, от голода резануло ножом живот и, согнувшись пополам, Алекс завыл. Избалованный мальчик, «маленькое сокровище», не знавший отказа, он не был готов повторять подвиги непонятно для чего, и потому выл не стесняясь. Слезы и дождь смешались у него во рту.
А когда бурые разводы от сырой говяжьей печени окрасили воду на полу, когда от запахов, усиленных сыростью, некуда уже было деваться, промокший насквозь, замерзший и голодный красавчик Ши, везунчик и лентяй, лисий сын в белом, нашарил холеными руками грязный кусок запрещенной еды и впился в него зубами…
…Тюремщики вытащили молодого рыжего лиса утром. Чтобы не захлебнуться, тот стоял на задних лапах, опираясь передними на стену, и сам просунул голову в ловчую петлю.
Глава 4
Направо клетка с лисой, налево – тоже клетка с лисами. Напротив – клетки с лисами. Целый ряд.
Справа в клетке лиса ходит из угла в угол. Слева лиса сидит, вертит головой, принюхивается. Напротив – тощий заморыш, очень плохо выглядит, лежит и смотрит в одну точку, глаза помутнели, нос сухой, с белой каемкой соли вокруг ноздрей, пасть приоткрыта, и сам он дышит часто-часто. У всех мех свалявшийся, грязный, в ржавчине от прутьев решетки. Все звери воняют мочой. В каждой клетке миска с водой и обглоданные куриные кости. Фекалии и остатки еды падают сквозь решетчатый пол в канавку под клетками.
Клетка из крупной сетки рабицы закрыта на поворот проволоки. Просунь два пальца, раскрути петлю, толкни дверцу и беги. Но у лис нет пальцев!
Лисы – в длинном сарае, назовите его Восточным павильоном, если хотите. Бетонные стены, большие окна без рам, пустой дверной проем, скатная крыша из глиняной черепицы, конечно, с загнутыми краями и головой дракона на каждом углу. Если бы не окна без фрамуг, дышать в павильоне было бы нечем.
Один из зверей мелко-мелко подвывает, то сбивается на тявканье, то чихает, тыча носом в соседнюю клетку. Оттуда просовывается нос другого зверя. Осторожно принюхивается он к воздуху у беспокойного соседа. И словно убедившись в чем-то важном для себя, зверь высовывает розовый язык и лижет звонкого лиса в нос.
Так Ши получил свой первый в жизни лисий поцелуй.
И тут же он увидел: в клетке справа – молодой мужчина, в клетке слева – парень его возраста, в клетке напротив лежит, задыхаясь, тощий подросток, совсем еще мальчик, наверное, и в среднюю школу даже не пошел.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
