больше никто чужой не сможет ступить на территорию пустыни. — Разберёмся с Кровавым и отправимся на границу. Нужно узнать, что происходит. Может, и правда пора снова вмешаться и заняться терраформированием.
— Всё-таки идём на Обитель?
— Идём, — подтвердил Альб. — Задавим гадину в её же логове.
— С кем пойдёшь? — насмешливо поддел друга Тимус.
— Молодёжь возьму, — пожал плечами тот.
— Когда только твои инкубаторы успевают столько рожать? — не то восхитился, не то удивился глава Ордена Заката, но всё же покачал головой в сомнениях. — Дети не вытянут большую часть боевых конструктов по мощности, не позорься.
— Не тебе меня учить, — огрызнулся Альб. — Я — их создатель и в состоянии построить и удержать их в одиночку. Это вы все боитесь выгореть, а я — Ирликийский Ангел. Если понадобится, я выйду один на один против Кровавого и одержу победу.
За спиной Альба его «переходник» взмыл в воздух, осваивая крыльях Рассвета.
— Ты уже выходил, — рассмеялся Тимус, понимая, что этим злит друга ещё сильнее. — Дважды. И дважды терял свой легион. Умерь пыл. Хочешь вести на войну армию детей? Твоё дело. Хоть армию шлюх веди! Никто не оспаривает твоего главенства, но неужели так тяжело поработать в команде? Обитель же мы осилили, а здесь один маг-перерожденец, хоть и с Рассветом. Ты не хуже меня знаешь, как эта магия действует на организм. Иначе нам не пришлось бы постоянно обновлять легионы и создавать переходников. Пробудив Рассвет в себе, он выбил год смерти на своём могильном камне. Дату проставим мы.
Альб смотрел на друга и боролся с собственными желаниями. С одно стороны, Тимус говорил правильные вещи, но то, как он говорил, вызывало у Альба огромное желание стереть нахальную ухмылку с лица друга.
Тряхнув головой, он сбросил наваждение. В конце концов, ведь Альб сам трубил сбор легионов, а теперь тянет одеяло на себя. Ещё и детей собрался вести. Нет, их ему было не жаль. Нарожают ещё. Но стоило преподать друзьям урок. Никогда не стоит сомневаться в его личной силе. Он справится сам.
— Ты прав, Тимус, — кивнул уважительно Его Святейшество другу, отчего у того челюсть нефигурально цокнула о край маски. Чтобы Альб и признал чью-то правоту? — Ты прав, не стоит вмешивать в это молодежь. Мы создавали Ордена в одиночку. Мы и есть Ордена. И мы идём на Обитель Крови.
* * *
Мать Великая Кровь справедлива. В этом у меня никогда не было сомнений. Предлагая ей всего себя, я не боялся, зная, что в ней нет мстительности или эгоизма. Она практична. Она знала и осязала гораздо больше всех нас. Она была в каждом из нас. До этого момента она не мешала мне жить, учиться, принимать решения и нести за них ответственность. Чтобы не говорила Восьмая, но Мать Великая Кровь просто не могла отвернуться от своих детей.
Нельзя отвернуться от себя. Можно лишь не вмешиваться в многие вероятности событий, выстраивая наиболее рациональную последовательность. В случае с Восьмой наиболее практичным Мать посчитала пленение сумасшедшей Высшей в тюрьме богов. И даже моё появление там и содействие в перерождении Восьмой тоже были наиболее практичным для Матери сценарием, запуская новую цепочку вероятностей. На всё Её воля.
Осознавая это, жить становилось легче и сложнее одновременно. Кто-то пытался все свои ошибки списывать на Её волю, я же, напротив, руководствовался принципом практичности в своих действиях. Если базой для них использовать хотя бы минимальный расчёт: оценку преимуществ и недостатков, возможностей и угроз на ближайшую перспективу и на длительный период, то пенять на Мать станет значительно сложнее, а жить интереснее.
Поэтому моё решение умереть на алтаре было наиболее практичным в сложившейся ситуации. Таким образом сразу устранялась главная угроза. А дальше уже я надеялся запустить смертью новую цепочку вероятностей, ведущую к наиболее рациональному сценарию.
Вот только смерти не случилось, а сценарий запустился. Что я не учёл?
Глава 6
Вот только смерти не случилось, а сценарий запустился. Что я не учёл?
«Не учёл, что не всё в этом мире контролируется какой-то единой силой, наподобие твоей вездесущей Матери Великой Крови. Хотя, не спорю, эта дама в своё время крови нам попила изрядно! — хмыкнул незнакомый мужской голос, доносящийся из розового сгустка силы, зависшего надо мной. — Но что уж там говорить, заслуженно!»
Сознание прояснялось. Зрение приходило в норму. Вот только стоял я не посреди алтарного зала Башни крови, а на арене огромного амфитеатра, где обычно сражались не на жизнь, а на смерть гладиаторы. Мокрый от крови песок холодил босые ступни. Из одежды на мне ничего не было, кроме чешуи, прикрывающей причинное место. Приехали. Я поднял руки, чтобы рассмотреть себя. Удивительно, но факт, даже перстень с символом Комаро остался на пальце. То есть переместили меня сюда в теле Михаила Комарина.
Подняв голову выше, я оценил количество посадочных мест на тысяч десять, не меньше. Но удивительным было ещё и другое. В вышине сиял энергетический щит, удерживающий на себе тонны песка и камней. Внутри было темно, лишь слабый свет сиял вдоль проходов амфитеатра и на главной ложе. Но там, скорее, было светло от обилия энергетических сгустков, похожих на говоривший со мной. Насчитав их про себя с дюжину, я приготовился гадать, что потребовалось от меня очередному божественному пантеону. Других предположений в отношении этих сущностей у меня не было.
«Боги, я ещё с прошлыми не разобрался, а тут новые пожаловали!»
«Мы не боги!» — последовал со смешком ответ другого голоса чуть со стороны. Его сгусток имел оттенок закатного солнца, этакого пурпура, переходящего в багровую черноту.
«А кто вы?» — полюбопытствовал я, раз уж среди сущностей нашёлся кто-то словоохотливый.
«Тебе всё равно не понять».
«Неправильное какое-то знакомство выходит, — хмыкнул теперь уже я. От сгустков света не ощущалось опасности, скорее настороженный интерес. — Невежливо с порога сомневаться в умственных способностях гостя».
«Допустим, — с сомнением протянул закатный. — Мы — устройства переноса и хранения генетических и ментальных баз данных нулевого носителя рода. Тебе это о чём-то сказало?»
Я задумался. Если не брать в расчет технологические тонкости, то слова «хранение», «перенос» и «ментал» относились к характеристикам чего-то вроде коллективного сознания рода или коллективной памяти. Но упоминание про генетику выбивалось из этого концепта.
«Вы — что-то вроде ковчегов с образцами для возрождения рода?»
