Совета РСФСР от 12 июня 1964 года отклонено. Приговор подлежит исполнению не ранее чем через 15 суток. Об исполнении приговора немедленно сообщите Верховному Суду РСФСР спецсвязью.
Поразительно, что судьба подростка решалась на таком уровне. Просить о его помиловании Никиту Хрущева пробовал Брежнев. Он передавал ему ходатайство о неправомерности применения «обратной силы». Хрущев отказал.
Но еще удивительнее, что власть требовала немедленно сообщить о приведении приговора в исполнение. Словно бы ждала этого момента, чтобы выдохнуть. Нет подростка Нейланда – нет страха у взрослых.
Общественность отнеслась тогда к смертному приговору скорее положительно, как это странно и страшно ни звучит. Люди рассуждали примерно так: раз уже родные мать с отцом от него отказались, раз сам Никита Хрущев не захотел за него вступиться, то, значит, звереныша и правда невозможно перевоспитать.
Главный вопрос, который до сих пор тревожит не только судей, криминалистов, педагогов и историков, но вообще всех, кто хотя бы краем уха слышал об этой истории, – а можно ли вообще превратить звереныша в человека? Способна ли на это уголовно-исполнительная система? По силам ли это государству и обществу?
Мы нашли современного подростка с судьбой, похожей на судьбу Нейланда. О девочке по имени Софья я узнала, когда читала ее эссе из колонии, – она послала его на конкурс, где я была членом жюри.
Так же, как и Нейланд, в детстве она обожала читать. У нее также была полная семья. Но что-то сломалось, и дальше все пошло по тому же сценарию: пьянство, воровство, исключение из школы и зверское нападение на беззащитного.
Вот отрывки из ее признаний.
К преступлению человек идет постепенно. Спускается как по ступенькам вниз, и с каждым шагом его поступки становятся все ниже и ниже. Когда ты так называемый «трудный» подросток, тебе по этой лестнице спускаться – все равно что лететь вниз…
Дружить у меня с кем-либо слабо получалось. Я общалась с узким кругом людей, которых не любили, но которые действительно этого заслуживали. Многие, кто знал мою жизнь, презирали меня. И мне было стыдно. Я полностью зависела от их мнения.
Ближе к концу сентября я все чаще стала пропускать школу, потому что не могла просыпаться рано. Домашняя работа оставалась все время несделанной. У одной девочки пропал телефон. Его четыре часа искали по всей школе, но так и не нашли… На следующий день маму вызвали в школу, и мы вместе ушли из нее. Тогда меня не выгнали, но предложили учиться на дому. Стоит ли мне рассказывать, что было дальше… На учебу я быстро забила.
В один октябрьский вечер я попала в ужасную историю. Я пошла с совсем незнакомыми парнями и, когда напилась, вдруг решилась на плохой поступок. Я вытащила у них крупную сумму денег и собиралась уйти, но они все поняли. Они быстро начали меня обыскивать и, несмотря на все мои сопротивления, нашли деньги. Они вызвали полицию. Я ничего не понимала из-за количества выпитого, когда меня увезли в участок. Полицейские все допрашивали меня и допрашивали. Маму вызвали сразу, и, глядя на меня, она даже не плакала.
Я реально много пила, много бродила и копалась в себе. Кражи плотно вошли в мою жизнь. Большая часть вещей, которые у меня появлялись, была украдена. У меня хватало ловкости, чтобы красть вещи на продажу, так что деньги у меня тоже были.
Компания вокруг меня… Что до них, то я совсем не хочу обижать ребят. Те, кого я называла друзьями, были похожи на меня, но никто из них не был способен на зло. Многие, кто даже не был моим другом, видели, чтó я делаю со своей жизнью, видели, что я падаю в бездну. Я ничего не хотела и делала что-то совсем несуразное, и они пытались меня вразумить, но быстро поняли, что я не слишком хочу что-то менять. Хотя я просто совсем не понимала, что делаю, что происходит и как все это прекратить…
В один очень пьяный вечер я возвращалась через подземный переход домой. Я почти падала с ног. Я не знаю, чем зацепил меня ни в чем не повинный мужчина, который лежал на куче грязного снега. Боже, в те секунды я превратилась в животное. Даже хуже. Я подошла к нему и пнула его ногой в живот. Я вдруг возненавидела его, этого бомжа. Я наклонилась к нему и спросила: «Ты хочешь жить?» Человек что-то непонятное пробормотал в ответ, и я таким же шепотом ему сказала: «А зачем тебе жить?» Я начала избивать этого мужчину. Я била его, совсем не зная жалости. Он вдруг напомнил мне всех, кого я ненавидела и любила. Била по голове, в живот, по лицу. «Твоя жизнь ничего не стоит, зачем тебе жить, зачем?!» Мой голос срывался на крик, но я не могла оторваться. Перед моими глазами мелькали картинки. Мама, отец, школа, я… Я никогда не была ничтожней, чем в тот момент.
Это было последней ступенью. Дальше был лишь ад. Я убила невиновного, беззащитного человека…
Когда меня задерживали, я не сопротивлялась, а может быть, была рада.
Нейланд был уверен, что его не расстреляют. Возможно, так ему обещали взрослые. Узнав о том, что его казнят, он испытал ужас. В дневнике врача СИЗО «Кресты» сохранилась запись: «Ночью срочно вызвали к Аркадию Нейланду. У того была истерика. Он колотился в железную дверь и кричал: "Не хочу умирать! Не хочу!"»
В современной России смертной казни нет. Подросткам даже не дают большие сроки. И рассказ Сони лично мне говорит, что мы на правильном пути.
Знаете, говорят, тюрьма не делает из людей ничего хорошего, но я готова с этим поспорить. За мою никчемную жизнь здесь боролись, неважно, хотела я этого или нет. Воспитатель, психологи… Они силой вытянули меня из котла, в котором я оказалась.
А мне понадобилось целых два года, чтобы это осознать. Осознать, что я имею право жить дальше. Осознать, что я имею право начать все с чистого листа.
Кажется, будто бы в Соню вселилась неприкаянная душа Нейланда, чтобы наконец найти искупление и успокоение.
Глава 2
Четыре истории о смертной казни
Было бы спокойнее думать, что в СССР расстреливали только маньяков и серийных убийц. Но нет. К смертной казни могли приговорить даже за случайное убийство или за ДТП с жертвами, совершенное в пьяном виде. Были истории, когда расстреливали
