Я юркнула под господскую карету.
Рядом стояли сани, заваленные грудой грубо выделанных шкур. В этих санях, если я верно поняла, ехала прислуга.
Багаж, представьте себе, в крытом возке, а люди — на ветру и морозе. Зато под меховыми покровами.
Слуги, две женщины и двое мужчин, укутанные так, что только глаза видны, как раз приближались.
И я решилась.
Обежала сани, хоронясь за лошадьми, втиснулась под тяжеленную шкуру, забилась в какую-то нишу, должно быть под сидение — жаль, места маловато.
— А на что ты ей такой сдался? — громко и насмешливо говорил женский голос. — К девушке подход надо иметь!
— Подход ей! Много чести, — отозвался мужчина. — Чай, не из господ!
Подошедшие расселись, препираясь и подначивая друг друга. Я оказалась в женской половине саней. Служанки Льетов долго возились, закапываясь под мех и суча ногами в валяных сапогах. Раз меня несильно ткнули в бок, но видно, хозяйка сапога решила, что попала по перегородке.
Стенки саней были обиты войлоком, пол устлан лохматыми коврами. Поверх щедро расстелился край бараньей полости, в которую укуталась одна из моих попутчиц. Я аккуратно прилегла на него грудью, погрузив нос в лохматое и пахучее. А когда дыхание женщины стало тихим и ровным, зарылась в кудлатый ворс всем телом и наконец согрелась достаточно, чтобы задремать.
Во сне было тепло. Во сне было лето. Я лежала на берегу моря, и в лицо мне било солнце, такое горячее, что лоб пекло, словно к нему приставили дно горячего чугунка. Я отодвинулась в тень. Не знаю, что ее отбрасывало. Только что никакой тени не было, она появилась, едва стала нужна. Я пристроила голову на морской валун, гладкий на вид, а на ощупь почему-то шершавый и ворсистый, точно валяная шерсть…
— А-а-а! Крыса! А-а-а!
Меня ударили в живот, рванули за загривок — с такой силой, что шкура чуть не лопнула. А потом все завертелось, и я опять полетела, глотая колючий ледяной воздух, в черно-белую бездну…
Черной была ночь, белым — снег. Он принял меня в жесткие объятья, спеленал сыпучими простынями, не давая вздохнуть. Я забарахталась, как неумелый пловец, и все-таки вынырнула под лунное небо. Чтобы увидеть, как удаляется маленький обоз Льетов — тает в ночи огонек фонаря под крышей повозки и затихает пение полозьев.
Кругом расстилалась пустыня, перечеркнутая свежим санным следом.
Это не был накатанный тракт, вдоль которого, перетекая одно в другое, тянулись села, стояли трактиры, гостевые дома и постоялые дворы, где всегда можно было найти пристанище. Куда ни кинь взгляд, серебрились бескрайние снега.
По бокам местность немного поднималась, на небе рисовались ломкие скелеты деревьев. Берега? А подо мной — замерзшая река, по которой проложен зимник, присыпанный последним снегопадом. Льет, должно быть, решил срезать дорогу.
Большая река в наших местах одна — Норран. Течет она с северо-востока на юг, к морю. Если Льет выбрал это направление, на тракт он вряд ли вернется и заночевать, скорее всего, думает не на постоялом дворе, а у богатого знакомого вроде Снульва.
У меня два пути. Догнать обоз и найти способ вновь незамеченной попасть в одну из повозок. Или по следу вернуться на тракт, перебиться ночь и пристроиться в попутчики к кому-нибудь еще.
Бежать за кавалером было опасно. В три раза — нет, в десять раз! — опаснее, чем раньше. Вышвыривая меня из саней, его слуги наверняка поняли, что извлекли из-под шкур не крысу, а кошку. Черную кошку. И хозяевам доложат.
Нет, к кавалеру мне нельзя.
Но поворачивать назад не хотелось, просто потому что это — назад. А мне вперед надо. В Альготу или к Вере, но вперед.
Ай! Переносицу опять кольнуло.
Да что это такое?
Ну-ка, проверим…
Эй наверху! Я решила. Не хочу в Альготу. Туда едут Льет и его ведьма. Отправлюсь к Вере, на запад. Где тут запад?..
На сей раз это был не короткий укол — показалось, будто между глаз мне положили кусок раскаленного железа и стукнули по нему молотком. Легонько стукнули. Но думаю, мое "мяу" слышали даже рыбы подо льдом.
Свяна! Свен! Мы так не договаривались. Вы сказали, печать не сойдет, пока я не исполню обет, но не сказали, что она будет жечь каленым железом, стоит подумать о… О том, чтобы его не исполнять.
Хорошо, убедили.
Скрючившись от холода и поджав хвост — в самом буквальном смысле, я потрусила в сторону тракта.
Печать кольнула опять, на этот раз деликатно.
Пришлось развернуться и двинуться по следу Льета.
Свен, Свяна! Вы хотите, чтобы он из моей шкурки воротник сделал? Меня же поймают сразу, как только близко подойду!
Печать молчала. Боги молчали. Только луна, яркая и голубая, как лед, следила за мной с черных небес, припорошенных крошечными снежинками звезд. Чистый сухой воздух обжигал горло.
Чтобы не думать о плохом, я стала вспоминать свои злоключения, воображая, что сочиняю роман. Снежную сказку, в которой все закончится счастливо.
Это отвлекло, но ненадолго. Я бежала по санному следу, как по битому стеклу, чувствуя, что замерзаю, промерзаю насквозь, не до костей даже, а глубже, хотя казалось бы, глубже некуда. И впереди по-прежнему ни малейших признаков жилья.
— Свяна! Свен! — позвала я. Из горла вырвалось протяжное: — Мя-а-а-у-у!
Сделайте что-нибудь! Иначе к утру будет все равно, сошла печать или нет!
И снова — тишина. Боги словно намекали, что укротить стужу, как и вернуть мне тело, не в их власти.
— Снежа!.. Ты сестра им. Помоги!
Все боги — дети Двуликого, братья и сестры, что не мешает им вступать в брак между собой. Людям нельзя, а богам можно. Потому что они боги, и потому что у них нет выбора — больше жениться все равно не на ком.
Свяна, о чем я думаю!
Нет, не Свяна… Снежа!
Хозяйка Зима!
Слышишь меня?
Поднялся ветер, по белой равнине пронеслась поземка, и я задохнулась колючей пылью. Из не плачущих кошачьих глаз брызнули слезы. Было так холодно, что хотелось умереть… но умирать не хотелось!
"Кош-шка, — шелестели снега. Будто сотни змей струились вокруг. — Кош-шка…"
Наверно, я сходила с ума…
В снежном вихре соткалась расплывчатая фигура.
"Приди ко мне, Кошка, — прозвучал в голове ясный ледяной голос, — и никогда не будешь знать холода. Не будет боли, не будет мук…"
— Нет! — выкрикнула я. — Нет! Посмотри: на мне печать твоих сестры и брата. Они ждут от меня службы. Я им нужна…
— А мне? — спросила фигура. — Сослужишь службу мне? Тогда помогу.
— Чего ты хочешь?
— Узнаешь, когда придет время.
