играли, было больше не с кем, и они, хочешь не хочешь, стали общаться. Две абсолютные противоположности, материалист и идеалист, прагматик и альтруист. Хотя до настоящего альтруиста Василию Андреевичу было далековато. Он просто был человечнее, добрее, сострадательнее, чем его соперник на теннисном корте. Но тоже своего не упускал, любил и денежки, и власть, и конкурентов обскакивать разными путями.
С тех пор как познакомились на греческом острове время от времени встречались поспорить, похвастаться, пообсуждать тяжёлую долю российского бизнесмена. Орлов был покрупнее в бизнесе, Орлов тянул на настоящего богача, но по негласному правилу преуспевающих людей, перевалив за определённую сумму активов, они уже находились в своём определённом кругу, так что разговаривать было спокойнее. До консенсуса, естественно, дело не доходило, но потрепаться в клубе у Сухомлинского Орлов себе не отказывал.
Рука непроизвольно нащупала в кармане плаща конверт. На конверте в правом верхнем углу чётким почерком Марины было написано: «Булавина». Орлов вскрыл конверт и вытащил билет. Партер, первый ряд, тринадцатое место. Орлов откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Это означало, что он чем-то озадачен.
9. Человек остановился
Василий Андреевич, будучи супер-профи в вопросах недвижимости и оставаясь на рынке более двадцати лет, приобрёл себе настоящий старинный особняк в центре столицы. Огромный дом сверкал как внутри, так и снаружи. Он восстановил интерьеры, сделал на заказ качественную мебель в стиле Ар-Нуво, дополнив пространство настоящим антиквариатом, развесил кое-где отличные копии Врубеля, помимо оригинальных полотен, относящихся к эпохе. Василий Андреевич всегда мечтал о таком вот клубе, где его друзьям, друзьям друзей, коллегам и просто заслуживающим людям можно было собраться в свободном режиме и пообщаться. Организовал изысканную кухню, так что в особняк заезжали и проголодавшись. Никакой материальной пользы он от клуба не имел, если не считать совсем небольших членских взносов и благотворительных аукционов, да и то, не чаще пары раз в году. В клубе было несколько кабинетов, один большой зал с роялем, бильярдная, ресторан и китайская комната для дам. Какое-то время Василий Андреевич мог и не приезжать в клуб вовсе, особенно когда отсутствовал в городе, всё и без него шло своим чередом.
Орлов ехал к своему старому приятелю, может быть даже, единственному из оставшихся. Отношения с Сухомлинским напоминали ему, что он человек, и ничего человеческое ему не чуждо, как говорится. С ним он мог немного посмеяться, притвориться «нормальным», вспомнить молодость, поев прекрасных суши или невероятной селёдки со стопкой водки. Покинув клуб, он опять превращался в босса-робота со стальным холодным взглядом и непроницаемой физиономией.
— Ты представляешь, Ген, Пашка мне говорит: встретил на выставке в Сити одного парня, тоже отлично разбирается в сырах. Я тебе не говорил ещё, Пашка же начал сырное производство тут в одной деревне. Ну, козье, короче. И парень этот специализируется в твёрдых сырах, типа Гарочча. А Пашке это очень интересно. Дальше — больше, познакомились. И знаешь что? — спросил Василий Андреевич, сверкая горящими глазами.
— Час пробил! Не иначе как встретились два Сухомлинских, — тут же догадался Орлов. — И который это был, младший или старший из пятигорских?
— Старший. Костик. У него уже два года как завод, я даже почти не помогал, — сказал с нескрываемой гордостью Василий Андреевич
— Ну, про «не помогал» ты лучше в интернете освети, для общественности, мне не надо, — улыбаясь, покачал головой Орлов.
— И Пашка мне говорит, короче, что парня зовут Костя Сухомлинский. Ты понимаешь, Пашка не знает, а Костя-то знает!
— Держись, старик, на подходе ещё встреча дочек. Они, кажется обе айтишницы? — ухмыльнулся Орлов.
— Ну, не совсем так да интрига. Нарочно не придумаешь. Главное, чтоб мамаши не встретились и не познакомились, — сказал и засмеялся Василий Андреевич.
— У пятигорских преимущество, однако. Я смотрю, ты двинул в сельское хозяйство? Сыры надо подумать — Орлов медленно обмакнул суши в соус и положил в рот.
Василий Андреевич прекрасно знал, кто такой Геннадий Викторович Орлов, что у него за бизнес, а главное, какой философии в этом бизнесе он придерживался. Абсолютный технократ, создатель нового типа компании, полностью основанной на новых IT — технологиях. Жёсткий и бездушный с подчинёнными, требующий от них армейской дисциплины и идеального здоровья. Человек, который за пятнадцать лет не познакомил его со своей женой и сказал всего два слова о детях. Василий Андреевич знал только, что жену зовут Виктория, а дети учатся в Европе, мальчик и девочка. Один единственный раз они случайно пересеклись на каком-то частном приёме в Сочи, но и то, они только увиделись, и Орлов потом исчез вместе с женой. Но, в принципе, Василий Андреевич никогда особо не интересовался личной жизнью своих знакомых и приятелей, сам был переполнен событиями такого характера до краёв — а когда дети начали в институты поступать шесть человек почти одновременно, а Паша чуть не женился в девятнадцать лет на дочке их же горничной, то совсем перестал даже слушать подобные разговоры.
— Знаешь, Кошкина? — спросил Василий Андреевич.
— А пшеницей торгует, кажется, знаю. Ты теперь в ту область переходишь? — ответил Оролов.
— Очень хвалил твой сервиз, всё чётко, быстро, без опозданий.
— Стараемся. Сейчас внедряю ещё более точную программу. Скажу тебе по секрету — скоро буду обходиться практически без людей. Всё будет делать искусственный интеллект. И никаких тебе больничных и прочих соцпакетов, — похвастался Орлов, что ему, в принципе, было несвойственно, но с Василием Андреевичем он как-то расслаблялся немного.
— Подожди, а людей куда? У тебя же их не одна тысяча?
— Кто-то же должен это начинать. Я разве виноват, что живу в переломное время? — удивился Орлов, — да и человек уже не тот — он трансформируется, меняет восприятие мира. Вся планета полна лишних людей, я один же не могу об этом думать, Василиус!
Ещё с Греции он прозвал его Василиусом, да так и оставил, а Сухомлинский не возражал.
— Ну как сказать Запад был всегда за прибыль, а мы-то, вроде, о человеке как никак, но думали. Мы ж всегда из-за этого в мировоззренческом конфликте с ними — робко возразил Василий Андреевич.
— Василиус, государств больше нет, все сдались глобалистам с потрохами, а ты мне про человека. Человек остановился, понимаешь? Он не развивается.
— Э братец, кризис — да, информационный бум — да, но душа — то в человеке имеется, вот где надо покопаться, если такие проблемы, — Василий Андреевич даже занервничал, — что после смерти с душой происходит, тоже ничего не знаем. А как это связано с Создателем? Нельзя же всё время включать рациональность
