родне у которого стоит, почитай, все НАТО, да и привыкла она за уже пять десятков лет к его храпу на соседней подушке. Обиженное выражение на лице, однако, все же изобразила, присовокупив к нему, как мелкое подрагивание губ, так и трепет ноздрей, что говорило о ее готовности разрыдаться от несправедливых попреков в любую минуту. Это всегда было ее оружием и козырным аргументом в любых семейных спорах. И оно зачастую срабатывало, чем Фроловна пользовалась беззастенчиво уже на протяжении более полувека. Митрич, который, несмотря ни на что, сохранил в себе сентиментальность германских бюргеров, был внутренне человеком мягким и добрым, а потому не любил семейных скандалов, ни в каком виде, считая их чем-то чужеродным в семейной жизни. И видя, в каком пограничном состоянии, находится, все еще любимая им женщина, решил сбавить обороты, считая, что с последней фразой, слегка дал лишку. Как привести дражайшую супругу в благодушное расположение, не затратив слишком много усилий, он тоже за полвека совместной жизни вполне научился и на этот раз не задержался с применением верного рецепта:
— А хорош, однако, борщ, ты мать сварганила! Ничего не скажешь — молодец! Мастерица! Так бы вместе с тарелкой и съел!
— Да зачем же с тарелкой?! — зарделась польщенная похвалой хозяйка, живо вскакивая с табуретки для того, чтобы верноподданнейше подать мужу из кастрюли добавки. — Вон целую кастрюлю наварила!
Его Величественно, довольно оглаживая бороду, милостиво, кивком головы, разрешило ей налить в тарелку еще одну порцию, что и было моментально исполнено. Отметив про себя, что муженек опять вернулся к состоянию благодушия, граничащего с нирваной, она все ж таки не утерпела и решила зайти с другого бока. Подперев рукой, несмотря на прожитые годы, все еще пухлую и упругую щеку и с теплотой, но, все же по-хозяйски оглядывая своего, знакомого до последней кровиночки старика, завела льстивым голосочком Лисы Патрикеевны:
— Говорят сегодняшние испытания установки прошли в штатном режиме и без замечаний.
Комендант кивнул, не отрываясь от наваристого борща. Затем решив, что кивка, пожалуй, будет маловато, добавил:
— Да. Все прошло на редкость удачно. Москвичи из комиссии были довольны.
— Вот-вот, — подхватила Фроловна, — а то мы уж испереживались все. С предыдущих-то испытаний фокусировку-то отладили, чай нет? Да и со вторым контуром по герметичности были проблемы, опять же.
Митрич от неожиданности аж поперхнулся, зайдясь в долгом старческом кашле. Заботливая супруга постучала кулачком по его спине.
— Да ты в своем ли уме, старая?! Ведешь такие речи! Это же военная тайна с тремя нулями![15] — продолжая кашлять, возмущался полковник. — И откуда ты, находка для шпиЁна, нахваталась такой информации?!
— Да, что же я чурка безглазая, да глухая, что ли?! — сразу набычилась супружница. — Бабы с утра в магазине, да амбулатории только о том и говорят — о теракте, да об испытаниях. У всех ведь мужья, так или иначе, с этим связаны. Вот дома с женами и делятся под одеялом.
— Боже мой! — схватился Виттель за реденькие височки. — И как тут прикажете соблюдать режим секретности, если каждая баба, стоя в магазине, обсуждает тонкости и детали военных экспериментов?! Да врагам и шпионов на объект засылать не надо и предателей вербовать. Проще договориться с продавщицей из сельпо.
— Да, ладно тебе, старый! Разбушевался, тут, как холодный самовар! Все же кругом свои. Сколько лет тут уже вместях обретаемся. Кого чужого уж давно бы выявили. Сами. Без вас.
— Всё! Ухожу в отставку! По причине профнепригодности! — деланно взрыднул он, яростно раздавливая ложечкой лимон, плавающий в чае.
— Как же! Ты подашь, жди! Я уже все жданки съела! — проворчала она.
Подождав, пока не на шутку расстроенный утечкой информации муж успокоится и придет в себя, она, нисколько не смущаясь, решила продолжить уже начатое ей дело по подрыву престижа и обороноспособности страны:
— Однако ж, бабы говорят, уж больно страшенное оружие выдумали Николаич с Сергеичем. Вроде как оно все живое и неживое изничтожает на большом расстоянии. Правда, ай нет? — глядя в глаза, вкрадчиво спросила она мужа.
— Гмм, — глубокомысленно промычал полковник, а затем махнув рукой на все подписки и расписки, данные им в свое время, тем более, что ранее никаких таких бесед на данную тему он себе с Фроловной не позволял, приблизил к ней близко-близко свое, заросшее бородой лицо и делая страшные глаза, начал тихо, едва не шепча:
— Ну, раз уж ты и так почти все знаешь, мать, то скажу напрямки и по чести, хоть и не сносить мне головы опосля, если ты меня выдашь по своей женской дурости…
— Да, что ж ты батюшка такое говоришь-то? — закудахтала она. — Да когда это я тебя выдавала?!
— Клянись, что никому, ни единой душе не скажешь об этом, — смастерив донельзя печальное и серьезное лицо прошептал он, с трудом сдерживаясь, чтобы самому не расхохотаться.
— Вот как Бог свят! — истово перекрестилась она на кактус, стоящий на подоконнике, за неимением иконы.
— Чтой-то ты крестишься?! — ехидно заметил он ей. — Комсомолкой ведь была.
— Была, была, батюшка! — охотно закивала она, снедаемая любопытством. — А ить комсомол от был-был, да и сплыл, а Боженька-то при своей должности, так и остался. Вот и меркуй, что почем — резонно заметила она мужу в ответ на его сомнения.
— Ну, ладно, — не стал он с ней спорить. — Слушай тогда сюда. Аппарат, созданный ими, действительно может стать самым грозным оружием, когда-либо придуманным человеком. Это факт, — поднял он указующий перст кверху для вящей убедительности. — Это типа лазера, что выжигает на своем пути все, что ни попади. И против него у супостата нет и никогда не будет ничего, чтобы противопоставить ему. Это тоже факт.
— Да, ну! — в восхищении воскликнула половина баварского Величества.
— Вот, тебе и ну! — передразнил он ее. — Однако же и тут есть своя закавыка, — сделал он многозначительную паузу и строго поглядел на нее, еще пуще нагоняя страху и восхищения.
— Какая!?
— Но все это при одном условии — если мы первые закончим испытания и примем его на вооружение. И это тоже, к сожалению, факт.
— Почему к сожалению?!
— Потому что враги тоже об этом знают. А значит, постараются изо всех сил не допустить этого, — уже на полном серьезе сообщил он.
— Как это не допустить?! — изумилась еще больше Фроловна. Ей как-то и в голову не могла прийти мысль о том, что такие вопросы могут решаться сверхдержавами быстрым и радикальным способом.
— А вот так! Зная, что у нас вот-вот на подходе такое оружие, которое может не просто поставить Америку на колени, а
