словом, торопливый прикид для посещения булочной. Дорогие вещи бережет, значит, бедолага.
Нет, не крутой случай получился!.. Не нарвался Сашка на настоящую стерву, у которой мозги на деньги морским узлом завязаны. Та бы и в полубессознательном состоянии в Сашку обеими руками вцепилась. А эта – ничего… Стоит и ждет, что Сашка скажет.
Уверенной Сашкина улыбка стала, почти хозяйской.
– Где болит? – спрашивает.
– Тут… – неуверенно показывает рукой девушка. – И вот тут чуть-чуть…
Осмотрели уже оба: локоть об асфальт стесан… Бедро в грязи.
– Идти можешь?
– Могу.
– Зовут тебя как?
– Леночка…
Ишь ты!.. Не просто Лена, значит, а Леночка.
– А меня Сашка.
Что ж, платить нужно, Сашка, компенсировать потери, так сказать. Извинился Сашка, пару полушутливых комплементов подарил. Леночка понемногу в себя пришла. Вот только торг смешным получился.
Сашка интересуется:
– Вам тысячи баксов хватит?
А что, спрашивается?.. Красивая же девчонка! Что деньги на ней экономить? Кошельком блеснуть любому мужику приятно.
Покраснела Леночка, плечами пожала.
Ха!.. Тут уж любому понятно станет: с рук она свой плащик модный покупала, а потому и цены его не знает. Насмотрелся уже Сашка на «Золушек», которые по престижным тусовкам шастают и богатого мужа ищут. Дуры, в общем!.. Им и любовь подавай и денег побольше. А дома «Золушки» дешевый суп из пакетиков кушают, в маминых вязанных кофтах ходят и о Канарах мечтают.
Кстати, магазин женской одежды вот он, – рядом. Вывеска, как царская корона, золотом горит «Для милых и прекрасных дам». Этот шик – не церквушка. Этот, сразу видно, уверенно стоит, на своем месте. И цены там – хоть в омут с головой.
Почесал Сашка затылок. Ладно, гулять, так гулять, елы-палы! Если разобраться, авария могла гораздо хуже получиться. А что тысяча баксов, что две… Какая разница?
Кивнул Сашка на магазин, подмигнул Леночке и спрашивает:
– Ну, красавица, пошли, пошикуем, что ли?
А та снова как цветок рдеет – грязи на плаще стесняется. Но уже и хитрить понемногу начала, глазки строит, а в глазках тех вопрос: ты, сколько стоишь, парень?..
Засмеялся Сашка: много, глупышка, много! Ты таких денег даже во сне не видела. Пойдем и тебя осчастливлю. Эх, ты, жертва обстоятельств!..
2.
Через полчаса, в магазине, совсем ошалела Леночка.
– А это можно?! – спрашивает, а у самой глазищи от жадности так и горят.
Ну, кофточка… Ну, не мамина явно. На триста баксов тянет, не меньше.
Сашка солидно кивает:
– Можно.
Продавщицы так и танцуют возле Леночки: и это вам к лицу, милочка, и это!.. А вот это вообще последний писк.
Хмыкнул Сашка и думает: «Познакомиться нужно поближе с Леночкой. Забавная девчонка. Правда, глупеет от жадности, но это ничего… Сейчас все красотки такие».
О жене Сашка не вспоминал. Что ему, жена?.. Леночка хотя бы спрашивает можно взять или нет. А жена всегда без спроса берет и никогда ей вдоволь не бывает.
Набила Леночка покупками огромную сумку – приданое «Золушке» и попробуй от улыбки удержаться. Хотя, зачем же сумку, спрашивается, самой к выходу тащить?.. На то и сервис существует. А Леночка и за ношу свою мертвой хваткой держится и Сашку из вида боится потерять. И смех, и грех!.. А еще про свой прежний плащик без умолку тараторит: мол, дорогой был плащик… Очень дорогой. Так что пудовая сумка с вещами может быть и компенсирует его невероятную стоимость.
Из магазина вышли, Сашка как бы между прочим спрашивает:
– Тебя куда отвезти?
Покраснела от удовольствия Леночка, поняла: ой, понравилась!.. Теперь бы не упустить богатого принца, главное, не упустить. Но быть красивой и жадной одновременно даже для красавицы тяжело. Суетлива жадность, ухватиста, цепка до судорожности. Еще эта сумка, черт бы ее побрал!..
Улыбнулась Леночка в ответ, все свое очарование в улыбку вложила, всю до самой последней капельки.
– Я на левом берегу живу… – волосы поправила, шагнула ближе к Сашке.
Дальше сказать ничего не успела. Как раз в это время и рванула белым, напалмовым огнем Сашкина машина. Тихим взрыв получился, а внутри салона – огонь и такой, что поневоле ад вспомнишь…
3.
Не осел Сашка на лавочку – стек на нее расслабленным телом – и до жути ясная мысль в голову вдруг ударила: «Вот и все… Меня больше нет».
Нелепая, в общем-то, авария Сашку от гибели спасла да полтора десятка шагов до машины, не больше. И теперь словно не на скамейке он сидел, а там, в горящей машине. Всем нутром, каждой клеточкой своего здорового и жадного к жизни тела ощутил: был я, Сашка, а теперь нет меня. Совсем нет!.. Шарахнули в упор из засады, завалили, как кабана. Дальше – только тишина в ушах: ни тебе криков прохожих, ни сирен, ни суеты людской… Оборвалась ниточка. А там, еще дальше, – бездна… Без дна.
Ужасом пахнуло на Сашку, таким холодным, смертным ужасом, что замотал он головой, замычал: нет!.. Не хочу. Все что угодно, только не это!.. Только не бездна, у которой нет ни начала, ни конца.
Тогда и злость пришла, как спасение от ужаса. Горячая злость, обжигающая… Из самых потемок души вынырнула и вроде легче Сашке стало. Злоба – штука незамысловатая, без всяких там психологических казусов и простых ответов на вопросы требует: мол, а за что они меня так?!.. За что?
Нет-нет!.. Не завалили все-таки кабана, мимо заряд прошел: добрый клок шерсти и мяса из души вырвал, страхом оледенил, но не оборвал ниточку, не опрокинул в бесконечное ничто.
Заскрипел зубами Сашка. Раненый зверь – штука жуткая. Не угробили, значит, меня, да?!.. Что ж, ребята, теперь моя очередь. А вам смотреть, как кровь и слюна с кабаньих клыков капают… Ждите, суки, иду!
Вдруг Леночка руку Сашке на плечо положила.
Шепчет дрожащим голоском:
– Саша, как же это?
Ничего, глупышка, ничего… Убить нас хотели, понимаешь?
И уже вслух:
– Ты домой иди, а я сейчас… Надо мне…
Прежде чем встать, поднял Сашка глаза… Глядь, – церковь напротив. Та самая, с недостроенной колокольней. Скрипнуло что-то в мозгах у Сашки, пронеслось, как дуновение ветерка… Только на мгновение, на секундочку, вспомнил он, как недавно дружок, рыжий Толик, об одном человеке говорил: пора, мол, ему, этому типу, мимо денег и прямиком к Богу. Заржали ребята, как жеребцы. А Толик снова пальцем в небо тычет – к Богу! Ха-ха, блин!..
Сашка тогда тоже смеялся. Только Бог гораздо ближе оказался – в маленькой церквушке, через дорогу, как раз за горящим «Вольво». Жил человек – а вот нет его.
