Я пил ее наслаждение, упивался им, желая еще и еще, с каждым глотком отдаваясь все больше, утопая в ней, как глупое насекомое, дорвавшееся до любимого забродившего нектара. Ну и пусть! Даже если ценой за это счастье станет моя жизнь, не остановлюсь!
Всхлипнув, моя адаи прильнула ко мне. Руки обвили шею, а потом поползли вниз. Она расстегнула рубашку и накрыла ладонью каменный член под тканью брюк, который тут же свело судорогой. Он жаждал оказаться там, где сейчас были мои пальцы.
— Не сегодня, — прохрипел я, помешав моей соблазнительнице расстегнуть брюки.
Если почувствую прикосновение ее ладони, не удержусь, багровые небеса!
— Я хочу тебя, бессовестный Горыныч! — обиженно заглянула в мое лицо затуманенным взглядом.
Какая же она красивая, распаленная желанием, измученная ожиданием! Так приятно знать, что тебя так жаждут!
— Хочешь, — довольно повторил и снова опустился перед ней на колени.
Дурманящий аромат женского желания заставил стиснуть зубы. Никогда ни одну не желал так! До зубовного скрежета, до темноты перед глазами, до невозможности дышать!
— Моя ада-и, — прошептал едва слышно и поцеловал ее раскрывшийся для меня бутон.
Насладился громким стоном и начал ласкать губами нежную плоть. Ощущать ее вкус на языке, солоноватый, пряный, будоражащий, было нестерпимо приятно. Я втянул трепещущую горошинку ртом, и Дамиана закричала, откинувшись на спину и содрогаясь всем телом. Усилив напор, подхватил ее под ягодицы, рыча и жалея только о том, что не могу сейчас видеть лицо моего сокровища!
— Даян… — выдохнула она, когда встал и прижался к ней, взвинченный до предела, сохраняющий остатки самообладания, лишь собрав в кулак порванную в клочья силу воли.
— Понравилось? — прошептал, поглаживая ее щеку.
— Да-а, — улыбнулась и обвила мою шею. — Это была демо-версия? Хочу приобрести полную! Почем счастье?
— Для тебя — бесплатно! — поцеловал и тут же со стоном отстранился.
Нельзя. Она сейчас слишком большое искушение! От одного аромата сносит остатки самоконтроля. Я подхватил ее на руки.
— Куда ты меня тащишь, Горыныч? — изогнула бровь так сладко улыбаясь, что сердце того и гляди остановится.
— В постель.
— Мне нравится ход твоих мыслей, — одобрила, кивнув. — Что мы там будем делать?
— Ты будешь спать, — ухмыльнулся в ответ.
— Так неинтересно, — вздохнула и положила голову мне на плечо. — А есть другие предложения?
— Могу сначала отшлепать, а потом ты будешь спать.
— Это у драконов такие эротические фантазии?
— Нет, это у некоторых землянок шило в попе, поэтому они делают не то, что их настоятельно и, заметь, вежливо, просят, а то, что придет в их дурную голову! — я толкнул ногой дверь в ее спальню, искренне надеясь, что оттуда не выскочит, задрав хвост трубой, кот Дамианы.
Иначе нам до глубокой ночи придется его искать, а мне сейчас позарез нужно оказаться подальше от распаленной желанием женщины, которую я желаю больше всего на свете!
— О чем ты? — непонимающе уставилась на меня.
— О том, что ты весь вечер отсвечивала земным драконам, заставляя их давиться слюной от похоти! — я уложил ее на кровать.
— Не было ничего подобного! — села рывком, хмурясь. — Ты же сам!.. И я не виновата, что они озабоченные у тебя!
— Конечно, не виновата! — рыкнул в ответ. — И твое платье обтягивающее тут ни при чем, и коленки голые, плечи напоказ!
— Нормальное у меня платье! — соскочила с постели. — Что за заявочки вообще?! Ты на что намекаешь? Описывает меня, как проститутку какую-то! Не знаю, как у тебя дома, может, там женщины закутанные в паранджу ходят, а у нас такого нет! Коленки голые видно было, трагедия прямо! Будто я голой вышла в гостиную!
— Да попробовала бы только! — возмутился, представив себе эту картину, и почувствовал, как ярость заливает до краев.
— А вот возьму и попробую! Я свободная женщина! — крикнула в ответ. — Захочу и буду голая по твоему пентхаусу ходить! И хренушки ты мне запретишь, червяк чешуйчатый!
— Не смей на меня орать! — прорычал я, уронив нахалку на кровать и прижав спиной к одеялу. — Поняла?!
— А то что? — язвительно отозвалась, прищурившись. — Трахнешь? Так тебя не допросишься. Покусаешь? Вперед! Я тоже кусаться могу!
Промолчал, одновременно полыхая и от злости, и от нестерпимого желания. Ничего, несколько дней, лишь несколько дней, и… Станет шелковой, заноза невозможная!
Молча встал и, сжав зубы, направился к двери. Вышел в коридор и протяжно выдохнул. Сломанные крылья, как эта несносная землянка умудрилась оказаться моей адаи?!
Глава 8 Обидеть землянку
Рыча проклятия и все же улыбаясь, я прошел на первый этаж, где обосновался Ирман, его подручные и охрана.
— Что сказали? — лежащий на диване Ирман выключил плазму и встал, когда я вошел в гостиную. — Согласились?
— Конечно.
— Цена вопроса? — парень пытливо глянул на меня, отойдя к столику с напитками.
— Брачные обеты.
Его рука с графином виски замерла в воздухе.
— Кадорский — тот еще жук! — восхищенно мотнул головой и плеснул янтарную жидкость в бокалы. — Умеет вытянуть максимум из любой ситуации, в этом ему не откажешь. — Один он протянул мне, другой сжал обеими руками.
Да, глава земной диаспоры своего не упустит. Он отлично понимает, что я сейчас в безвыходном положении, а ему нужно укреплять свой авторитет. И что может быть лучше брачного союза с одной из самых влиятельных драконьих семей моего клана? Беспроигрышный вариант — для него.
— Какую предлагает? — деловито осведомился Ирман, сделав глоток виски. — Страшную или младшую? — скаламбурил и усмехнулся. — Хотя, без разницы. Старшая хоть и не красотка далеко, зато порядочная. А младшая та еще оторва.
— Хорошо, что у него не сыновья, — со смешком отозвался я и тоже пригубил терпкий напиток с дымным ароматом.
Жаль было расставаться со вкусом моей несносной адаи, который еще танцевал у меня на языке, жарко искушая, бессовестно маня и испытывая силу воли на прочность.
— Ты когда успел про дочерей Кадорского разузнать? — спросил, чтобы отвлечься, и сел на диван.
— Я про всех местных девиц справки навел, — хмыкнул Ирман. — мы тут неизвестно насколько застряли, а я не железный. Лучше знать, с кем можно, э-э, познакомиться без риска остаться на утро без хвоста или, того хуже, оказаться вынужденным плестись к алтарю. Не с землянками же спать, в самом деле.
Невзлюбил он Дамиану. Сразу и, зная друга, навсегда. Черное и белое, оттенков не приемлет. Всегда таким был, и в детстве, когда мы замирали в страхе в те дни, когда неистовые бури наливали небо ужасающим багрянцем, и когда подросли, и он стал моей правой рукой.
