он подался вперёд, потерся щекой о мой живот всё так же, через рубашку, и в этом жесте было удивление, тепло и… благодарность?
Не давая опомниться ни ему, ни себе, я сжала нетвёрдой рукой его волосы, притягивая ближе, чтобы вовлечь в глубокий, непристойный, восхитительно грязный поцелуй.
В таком положении мне было удобно справиться с его поясом, не глядя.
— Ты не обязана.
— Ты каждый раз будешь это говорить?
Дыхание всё ещё сбивалось, но настроение сделалось отличным.
Я провела ладонью снизу вверх и обратно, сжимая его не слишком крепко, пока больше дразня, и он поперхнулся на вдохе.
Хотя бы отстраниться не пытался.
Развернувшись так, чтобы иметь больше пространства для действия, я подумала секунду, а после мазнула губами по его правой щеке, одновременно начиная ласкать его обеими руками быстрее, ритмичнее.
Взгляд Даниэля поплыл.
Он не пытался отвернуться или отвлечь меня, только смотрел, часто и поверхностно дыша приоткрытыми губами.
И правда, не ожидал.
Растирая нежную кожу ребром большого пальца, я снова поцеловала его коротко, почти целомудренно, на этот раз под подбородком.
Эти поцелуи для него были как укусы, иначе почему бы у него было такое растерянное выражение лица.
Медленно, словно боясь спугнуть, он положил ладонь мне на плечо, и я придвинулась ближе.
Так стало чуть менее удобно, зато Даниэль чувствовал меня полнее и в буквальном смысле не видел ничего и никого кроме.
Он уже был так заведён, что много ему не потребовалось.
Я не позволила ему ни оттолкнуть мою руку, ни откатиться в сторону — сразу легла поперёк его груди, прижимая к перине, делясь тем теплом, что продолжало нарастать в груди благодаря ему.
Медленно выдохнув, он провёл ладонью выше, оставил её лежать на моей шее под волосами.
— Мне очень нравится, какая ты.
Он произнёс это рвано, невпопад, но мне показалось, что я поняла.
— Хочешь сказать, что не любишь правильно воспитанных добропорядочных девиц, падающих в обморок на пороге спальни?
Лагард хмыкнул и погладил мою шею кончиками пальцев.
— Именно. Никогда не понимал, кому это нужно — стесняться человека, с которым собираешься жить долго и по возможности счастливо.
«А ты собрался жить счастливо и по возможности долго со мной?», — вопрос осел на языке, и что ещё хуже, в уме и памяти.
Могло ли для него за один день что-то измениться? И если да, то с какой стати?
Совместная бешеная скачка под угрозой получить пулю, безусловно, способна сблизить кого угодно, но не до такой же степени.
— Расскажи мне про свою семью.
Поняв, что сказала это вслух, я немедленно пожалела о том, что остановила себя минутой ранее.
— Что рассказать? Хочешь узнать побольше о кузите Иветте? — рука Даниэля сдвинулась выше и легла на затылок. — О ней мы можем поговорить в дороге. Все остальные мертвы. Если, конечно, не считать её братьев и сестру, но они ещё дети.
Глубоко вздохнув и прислушавшись, я обнаружила, что он в самом деле не понимал и думал о своём.
— О том, что станет с тем, кто посмеет истребить ваш род. Такое не болтают просто так.
— Лагарды были очень богаты, слово отца имело вес при дворе. А люди склонны преувеличивать.
Другую руку Даниэль положил мне на спину, как будто решился по-настоящему обнять только теперь, когда я была увлечена чем-то другим.
Я коротко поцеловала его в шею, оставив гадать, в самом ли деле этот поцелуй был или померещился.
— Да. Но такое просто так не выдумывают. Возможно, задолго до тебя, но с большой долей вероятности, что-то действительно было.
— Я не хочу думать об этом.
Оперевшись ладонью о перину, я приподнялась, чтобы заглянуть ему в лицо. Оно оставалось спокойным, и правда расслабленным, но я готова была поспорить, что секунду назад Даниэль улыбался.
Следовало прекратить этот разговор, перевести тему, но так сложно оказалось устоять.
— Эта мысль тебя слишком искушает?
— Дани, — нежности в его голосе оказалось столько, что я едва не пропустила вдох.
Погладив меня по волосам, Даниэль спустился пальцами ниже по моему виску и щеке, замер у уголка губ.
— Всего день, как мы женаты, а ты уже вынуждаешь меня говорить о том, как сильно я ненавижу короля.
Он произнёс это странным тоном, так, чтобы непонятно было, шутить или говорит всерьёз, и я тихо засмеялась, прислонясь лбом к его груди.
— Если бы ты в придачу ко всему оказался ещё и девственником, я бы точно подумала, что ты святой.
— А вот это почти оскорбительно.
Теперь уже смеялись мы оба.
Я чувствовала, что Даниэль внимательно на меня смотрит, а значит нужно было поднять глаза.
— Значит ты в самом деле ненавидишь короля. За то, как он расправился с твоей семьёй? Или за то, что сохранил тебе жизнь и подарил это подобие почётной ссылки?
На дне зрачка Лагарда вспыхнуло и потухло настоящее Пекло, но оттолкнуть меня или сжать сильнее он не попытался.
— Из всех возможных благ я предпочёл бы сохранить достоинство. Но именно в нём мне было отказано. Его Величество не дурак, и он умеет наказывать строго.
— А мысль о том, чтобы отомстить, не покидая места своей ссылки, могла бы быть так сладка, — придвинувшись к нему ещё ближе и всматриваясь в его глазах в надежде увидеть ещё хотя бы одну искорку, я во второй раз за вечер произнесла вслух то, что он даже мысленно сформулировать не решался.
Даниэль застыл, будто ждал продолжения, а спустя минуту его пальцы сжались, сминая ткань моей сорочки.
— Ты не станешь этого делать.
— Конечно, нет, — я дёрнула плечом, прерывая его прежде, чем он успеет сказать лишнее. — Наведение порчи — не мой интерес. Но мне хотелось убедиться.
— Убедиться в том, что я не для того женился на ведьме, чтобы загрести жар чужими руками? — он снова гладил мой висок, но на этот раз не требовал и даже не ждал ответа. — Нет. Что бы я ни думал по этому поводу, Его Величество прав, а мне следует быть благодарным и искать способ искупить свою вину.
— Например, женившись и ведя жизнь скромного и добродетельного человека.
— Считаешь, что я именно такой?
Он вскинул бровь, снова предлагая мне решить, шутка это или только её подобие.
Вместо этого я устроилась на его плече удобнее, чтобы иметь возможность встретить взгляд.
— Считаю, что ты можешь быть в очень большой опасности.
— И подвергать этой опасности тебя.
— Поверь, я видела и не такое.
Ему полагалось спросить, с чем же настолько страшным мне приходилось иметь дело,
