нет».
— Забавный ты парень, — сказал Кузьма, чуть приоткрыв телогрейку. — Мы обязательно поговорим с тобой на эту тему, только не сейчас. Спать хочу смертельно. Уж извини. А о тебе мне никто не рассказывал. Я сам сегодня случайно подсмотрел. До сих пор стыдно. Но, ей-богу, никому не расскажу, будь спокоен, у меня как в могиле. Какое мне дело, в кого ты веришь, зачем и почему…
Кузьма укрылся с головой. «Да, не все здесь одинаковые на станции. Странно все это. Нужно непременно все обдумать. Что-то много всякой религии вокруг меня в последнее время. Нужно все обдумать… обмозговать… обмыслить…»
Он незаметно задремал. Проснулся оттого, что кто-то положил руку на его плечо. Кузьма резко дернулся и откинул телогрейку. Перед ним стоял Музыкантов и не отрываясь смотрел на него.
— Ты чего?!
— Правда, никому не скажешь?
— За этим и разбудил? Отдохнуть не даешь человеку. Чего ты боишься, у нас Конституцией предусмотрена свобода вероисповедания. Так что успокойся, никто тебя не съест и с работы не выгонит…
— Ты действительно никому не скажешь? — голос его дрожал.
— Никому, даже родной матери. — И подумал: «Надо рассказать Рудакову. Он лучше знает Музыкантова. Нужно посоветоваться».
Кузьма заснул. Ему снились церковные колокола, купола, кресты и лики святых. Разбудил его Рудаков:
— Вставай, поработай немного. Твоя смена уже началась.
Кузьма потянулся и спрыгнул со стола. Вышел из дежурки и, спустившись по трапу к воде, умылся, преодолевая озноб и отвращение к холодной воде. Его шея покрылась гусиной кожей, и он долго растирал ее полотенцем, прежде чем она вновь порозовела.
— Ну и холодина, — сказал, вздрагивая всем телом. — Это у меня от постоянного недосыпания.
— Это норд-ост, — ответил ему Рудаков, — этот колотун теперь дня на три…
— Метеосводка обещала?
— Я и сам не хуже метеорологов знаю. Этот ветер никогда один день не дует. Как зарядит, так дня на три или на шесть. А то, бывает, и на девять, на двенадцать, но это реже и ближе к осени. Курортников жалко. Сейчас в воду не сунешься — холодная, а как вылезешь, так тебя и прохватит. Мне знакомый врач говорил, что этот ветер действует на нервную систему. Вся штука в том, что дует он без остановки с утра до вечера. Только на ночь утихает, а утром опять как часы. В общем сволочной ветер. И нам работы хватает, целый день сиди как на иголках. Волна нынче тягучая, нехорошая, а дураков много…
Постепенно собралась вся смена. В дежурку заглянул начальник и сказал:
— Курбацкий на вышку, Николаев и Лялин на катере, Рудаков с мегафоном по берегу, Музыкантов дежурный по станции до двенадцати.
Как только он ушел, Геша достал из кармана газету и стал читать ее вслух. В тот день курортная газета предупреждала, что во время норд-оста купаться особенно опасно. Какой-то мастер спорта, тренер местной команды пловцов, длинно и нудно объяснял свойства волны и скрупулезно перечислял несчастные случаи, происшедшие с гражданами Н., К., Б. и Л. Педантично, как юрист, он излагал причины, чуть не приведшие вышеуказанных граждан к гибели во время шторма.
— Видали мы таких спортсменов… — сказал старшина катеров Геша, свернул газету и протянул ее Рудакову.
— Видали мы таких мастеров, — произнес Рудаков и передал газету дальше — Кузьме.
Кузьма плотнее закутался в матросскую робу.
— Каждый салажонок думает, что он великий спортсмен и великий чемпион, — сказал Геша. — А на самом деле он великая салага.
Кузьма ушел в дежурку.
Там он сел на широкую, искрошенную перочинными ножами скамью и стал глядеть через окно на веранду. Потом пошарил глазами по дежурке: не валяется ли где еще телогрейка.
По стеклам колко сыпал песок. В разбитую форточку гудел норд-ост. Кузьме стало еще холоднее. Мурашки проступили даже на коленках.
Начальник станции включил радиолу и перевел ее на внешнюю сеть. За окном заревели «Половецкие пляски» из «Князя Игоря». На веранде Геша и Рудаков разложили шахматную доску.
Пришел Курбацкий, принес колбасу и стал резать огромными кусками.
Есть Кузьме не хотелось, он принес из водолазки брезентовый плащ, укутался в него с ног до головы. Холод угнетал. Он мешал ему жить, мешал думать. У Кузьмы дрожали руки. Ноги ходили ходуном. Он был готов возненавидеть ребят, которые сидели в рубашечках нараспашку, играли в шахматы и ели сочную колбасу розового цвета. Потом Рудаков пришел к Кузьме в дежурку, застенчиво спросил:
— Может, сыграешь?
— Нет.
— Я так и знал, что ты чемпион…
— Просто замерз, — Кузьма пожал плечами, и брезентовый плащ зашуршал на нем потертыми белесыми складками.
Начальник принялся кашлять в микрофон.
Потом по пляжу понеслись его спокойные нравоучения с точными данными о количестве погибших в море за прошлый год.
С досаафовских плакатов на Кузьму смотрели розоволицые, упитанные утопленники. В коридоре тревожными, частыми звонками задребезжал телефон.
Кузьма бегом бросился к аппарату.
— Да?
— Человека унесло в море на автомобильной камере! — выпалил голос на другом конце провода.
— Откуда вы говорите?
— Из кемпинга.
— Хорошо! Ждите. Скоро придет катер.
Кузьма вышел на веранду.
— Кончай турнир!
— В чем дело? — спросил спокойно Геша.
— Кого-то унесло в море на камере.
Геша оставил фигуру, за которую он было взялся, и сказал Рудакову:
— Запомни мой ход. — Потом, обращаясь к Музыкантову, крикнул: — Расчехли катер и посмотри горючее, я возьму новую свечу. И живее. Потом перевезешь нас с Кузьмой на катер.
Музыкантов вернулся скоро. Через минуту он вывозил Кузьму и старшину на катер. Обшарпанная скула шлюпки мягко прислонилась к белоснежному борту катера.
Музыкантов повернул шлюпку к берегу, а Кузьма кряхтя полез на нос катера выбирать швартовы.
Мотор взревел. Кузьма отбросил пробковый буек и спрыгнул в кабину. Там он уселся рядом со старшиной, чтобы ветровое стекло укрывало его от холодных брызг и норд-оста. Геша тронул ручку сцепления. Катер отработал задним ходом, потом пристал на месте и резко подал вперед.
Геша надвинул на лоб береточку. Его единственная кудряшка развевалась на ветру.
Кузьма сидел, втянув голову в воротник штормовки, и с тоской думал о том, что придется лезть в воду.
Катер гулко шлепался на встречной упругой волне. Мимо спасателей проносился шквал брызг.
Пустые и неуютные пляжи уходили назад, словно их относило ветром. Время от времени Кузьма брал в руки электромегафон и объявлял в сторону берега, что купаться опасно для жизни.
На пляже кемпинга толпа размахивала руками. Геша, рискуя выбросить катер на берег, подвел его к самому пляжу. Друзья унесенного объяснили, что случилось это час назад.
Пока Кузьма разговаривал с ними, катер уже достаточно отнесло от берега. Геша
