голоса экскурсоводов. Рядом с ними, брызгая водой, скакали белые яхточки, с которых слышались задорный гогот и нецензурные высказывания.
— Я так счастлива сейчас, ты бы только знал, насколько…
— Я разделяю твои эмоции, это действительно потрясающе, — разглядывая виды, восхищался Иоанн.
— Ты же родился в Санкт-Петербурге? — спросила я.
— Да, и живу тут уже двадцать два года, — улыбнулся юноша.
— Я поражена тем, что за двадцать два года ты не устал восхищаться красотой родного города. Хотя, нет, все же не поражена…
— От такого невозможно устать, — Иоанн с любовью поглаживал дамбу. — Всегда прихожу сюда и душа поет как в первый раз, заставляя сердце колотится чаще…
— А с кем ты ходил сюда?
— В основном, с мамой, — по-своему грустно ответил он, опуская взгляд. — Она тоже родилась в Петербурге и успела показать мне самые чувственные места.
— Твоя мама очень хорошая женщина, которая воспитала замечательного сына. Видно, что она тебя сильно любила. Хорошие люди всегда уходят рано, но остаются с нами навсегда, помнишь же свои слова? — я положила руку ему на плечо.
Тело Иоанна дрогнуло.
— Помню, Ксюша, конечно, помню…
— У тебя такие большие глаза, — вглядываясь, говорила я, — глубокие…
— Глаза мамины, один в один, — по-доброму усмехнулся Иоанн и перевел взгляд на часы. — С приятным человеком время идет так быстро, что меня сильно огорчает. У меня остались незаконченные дела на вечер, из-за чего я не могу провести с тобой вечность. Прости, — добавил он, отстраняясь.
— Ничего страшного, мне самой завтра рано вставать. Пойдем в сторону метро?
— Очень жаль, что так, но я буду ждать продолжения, — робко выдал друг.
— Продолжение будет, в выходные, — засветилась я. — Дни быстро пролетят, и мы вновь увидимся.
Мне не хотелось расставаться с этим человеком, ведь с ним я чувствовала себя легкой и свободной, как в те времена, когда я была беззаботным ребенком, не знающим, что такое взрослая жизнь.
Обнявшись на прощание, мы расстались и уехали на разных поездах, что с шумом развели нас в противоположные стороны. Я ехала и думала о нем. О своем спасителе, с которым было так хорошо. Я чувствовала свет и родство. Я точно знала, что он — мой человек. Несмотря на это, я совершенно не видела его в роли мужчины. Казалось, что робкий и наивный Иоанн не был создан для отношений. Он был создан для чего-то более чистого и это меня вполне устраивало. Я хотела дружить и оберегать, чтобы оберегали меня. Он мне очень помог, и я не могла позволить себе грязи. Таких отзывчивых и уютных людей нужно хранить глубоко под сердцем, а не опускать до низшеств. Войдя в квартиру, я сразу же упала на кровать. Ноги сильно гудели, но, что странно, аппетит я так и не нагуляла. Сегодняшняя прогулка дала о себе знать и уже на второй серии сериала я стала проваливаться в сон. Задвинув шторы, я окончательно провалилась в царство Морфея, принимая в объятия добрые сны.
Глава 6. Обвинение
Уставившись в ночное небо, я сделал крепкий вдох. Чертовы белые ночи. Какими бы красивыми они не были, я от них устал. Хочется оказаться в темноте, лесной и непроглядной, где не будет слышно зловонного людского духа и бесовских копыт. Терпеть не могу жару и повисшую в воздухе влагу. Мне повезло, что выходить из дома приходится с наступлением сумерек, так бы точно взял, да и бросил все, переехав в далекую тайгу. Петербург не имеет золотой середины. Зимой бушуют морозы, летом душит духота, а весной и осенью, воняя, расползается ненавистная мне слякоть. Закурив вторую сигарету, я молча стоял возле подъезда Гронского, что тщательно наводил марафет уже несколько часов.
— Gute Nacht, mein Freund! — послышался из-за спины бархатный голосок. — Приношу свои искренние извинения за долгое ожидание, не мог наглядеться на пленительного мужчину, смотрящего на меня из зеркала, — абсолютно серьезно выдал Гронский, открывая дверь автомобиля.
— Добрый вечер, — склонив голову, поздоровался я.
— Присаживайтесь же, сударь, — любезничал он, закусив сигарету, — в противном случае, мы имеем возможность опоздать на встречу, что будь отнюдь неприлично!
Я сел на пассажирское сидение и пристегнул ремень. Тело задребезжало от заведенного автомобиля, который, немного порычав, успокоился, словно злобный пес, которому почесали за ухом. Включив музыку, мой водитель резко вывернул руль и выехал прочь со двора. Машина летела по проспекту, словно ракета, подрезая и ловко обгоняя другие автомобили, которые успевали лишь недовольно сигналить вслед. Гронский был отменным водителем. С хохотом и нецензурными выражениями на немецком языке, он c нескрываемым азартом устраивал аварийные ситуации на городских дорогах, выходя сухим из воды в любом положении. Машина резво ревела и создавала просторное, проносящееся по всем улочкам эхо, которое, непременно, будило спящих жителей окунувшихся в ночь домов. Я смотрел в окно и наблюдал за пролетающим мимо Петербургом, виды которого превратились в тонкие цветные полоски. Остановив взгляд на зеркале заднего вида, я увидел два серых, отечественных седана, что мчались во весь опор за нашим автомобилем. Узнав, знакомые мне номера, я напрягся и обратился к Гронскому:
— Мотолу, мне кажется, что за нами хвост…
— Вижу, поэтому попрошу держаться чуть крепче, — оскалившись, прошипел он, — мы немножко покатаемся!
— Что им нужно? — спросил я, оборачиваясь назад.
— Без понятия, но мне страх как любопытно!
Машина издала протяжный рык и с новыми силами помчалась вперед, освещая пути хищными фарами. Гронский, что с игривой улыбкой посматривал в зеркало заднего вида, резко выворачивал руль в разные стороны, объезжая разноцветные автомобили и стальные столбы. Меня сильно вдавило в кресло и кровь оттекла куда-то в ноги, превращая тело в тяжелый гранит. Не снижая прыти, машина с трудом входила в повороты, издавая звонкий свист и оставляя на асфальте черные следы. Автомобили, что гнались за нами, держали дистанцию, но ничуть не отставали.
— Bastarde, не отстают! Доведется нам, судя по всему, во дворик заезжать, — недовольно выдал демон и вывернул руль влево, от чего машину занесло задними колесами вправо.
Проронив уставший рокот, автомобиль заехал во двор, снизил скорость и вывернул в сторонку арки, освещая ту ослепительным светом. Вскоре, показались наши преследователи, въехавшие следом. Остановившись метрах в трех, они погасили фары. Я открыл дверь и вышел на улицу за уже вальяжно приближающимся к ним Гронским. Из первого автомобиля вышел знакомый мне, высокий мужчина, именуемый как Мирослав. Его жидкие пепельные волосы были уложены лаком, а впалые глаза, в которых сияла пара черных точек, светились белым светом, показывая магическую готовность. Белое одеяние ангела, забавно висящее на худосочном теле, было вымазано
