слышал о таком. Помню это… все на молитвы собираются каждый час. Это спасение. Можно хотя бы поговорить в полный голос. Эй, Бассо, как дела?
— Да как, — услышал я тихий голосок, — как всегда, Тарк.
Я пошел на зов. Все равно не мог ничего вытащить из этого скряги. И его самого тоже. Поделом ему, каждый сам за себя. В Заброшенный Квартал влез, дурак есть дурак!
— Вы еще кто?
— Вы? Я добрый человек, пришел за информацией.
— Стой! Стой! Я все уже рассказал! Не было злого умысла, я случайно… Свеча сама…
— Тише, ты не правильно меня понял, я… не здешний. Слыхал о человеке по имени Катти?
— Ну, был такой в Халлесфорде, да. А что?
— Да вот сцапали его.
— Как? Его? Ух, и времена пошли, ух времена… А ты чего здесь забыл. Жить надоело?
— Вот как раз ищу его, он мне должен.
Бассо усмехнулся.
— Обычно Катти все должны. В первый раз вижу такого самоотверженного человека. Ты здесь, чудо чудесное! Меня ты, конечно, не вытащишь, да?
— А с чего бы вдруг?
— И вправду, я уже смерился. Тут все уже смерились, кроме Тарка. Тот еще тип. Но если своего Катти не найдешь, знай, у меня есть весомые связи и лавка… была. Замутим дела, будет хорошо нам обоим. Больше ничего говорить не буду.
Говорил он и вправду очень разумно для человека в таких условиях. Я собирался уходить, пустил последний ветерок своим плащом, как Бассо спокойно спросил, словно и не ожидая ответа: «Он же твой скупщик, верно?». Я не собирался его вытаскивать, впрочем, у меня были на этот счет некоторые соображения.
Три Блока канули. Остался последний. «А что, если и вправду здесь нет?» — я запихивал эту мысль как можно глубже в себя. Я стоял и сверлил взглядом тот самый лист с заключенными. Нет, точно заветного имени на К там не было. Чувствовал себя, словно вышел зимой на улицу в надежде вскорости нырнуть в прорубь. Я уже был готов даже бросить Катти гнить здесь, но чувство, что он мог мне еще пригодиться, не оставляло меня. Даже не о выгоде шла речь… печально было потерять такого человека. Такого мастера продажи разной всячины. Не то, что все эти ростовщики поганые.
Сам бы я ему такие слова не сказал.
6
Я плелся к последнему пристанищу душ, что обитали там. А обитали там не только покинутые души, но и те, кто эти души выбивали. Один стоял на карауле и плел какую-то ни то песню, ни то молитву. Я его, конечно, обошел, и в конце очередного коридора висела металлическая табличка: Блок D. Последняя из всех зон. Скользкие истёртые до блеска полы. «Где там мои грязные ноги, которые оставляют следы?» Я скользил нему, как масло по сковородке, зато следов не оставлял.
Блок D выглядел до безобразия похожим на Блок B: два этажа, по обе стороны были прижаты к стенам. Молоты давно уже освоили электричество, но на такую глубину установить фонари не получилось. Видно, не такие уж они и помазанники Создателя, раз тот не помог им.
Я отворил деревянную дверь, ведущую на длинную лестницу вверх. Молот не спал, то и дело вставал и начинал ходить из стороны в сторону, садился и начинал судорожно оглядывать все камеры, потом клал руки на стол и начинал молиться. «Новичок», — было видно, «Скоро он привыкнет к этой работе».
Спустя некоторое время я понял, что механические мозги стражника работают слажено, но предсказуемо. Он придумал себе маршрут и ходил по нему, чтобы потом сказать коллегам: «все было продуманно; я все сделал правильно!». Это означало только одно: я мог приблизиться к нему во время молитвы. С другой стороны, сосредоточенный человек начинает слышать, как растет трава, жужжат пчелы, и просачивается вода в почву. Такие неугомонные люди сразу зовут тревогу, даже зная, что будет, если окажется, что она была ложной. Увеличение рабочего дня, лишение пищи, клеймение. Все, что угодно! Молоты достаточно изобретательны в плане наказаний. Но несмотря на это такие люди выбирали наказание, чем порицание.
Мне удалось выждать нужный момент, я уже собирался сделать шаг, как снизу вдруг раздались чьи-то шаги. Надсмотрщик открыл глаза и привстал со стула. Он поправил красную мантию, и надел положенный шлем.
— Слава Создателю, это вы! Я был бдителен и собран, мой господин.
— Вижу, вижу. Завтрашним днем сюда должны прибыть злостные информаторы Трикстера, еретики, пойманные на деле, — раздался бас, — Как бы нас не мучала совесть наша, но вынужден сообщить, что половина из вас завтра будет помилована. А, значит, все ваши грехи остаются на вашей… кхм, совести. Проследи за этим, Вильс. Посчитать и поделить по вашему усмотрению велено!
— Все понял, господин. Система счета любая? Четные числа, нечетные числа, степень наказания?
— По вашему усмотрению. Создатель дал вам голову, Создатель дал вам ответственность, вот пусть это будет урок для тебя, урок ответственности. А теперь я удаляют.
«Новичок» стоял, вцепившись руками в каменные бортики и подобострастным взглядом сверлил удаляющегося «командира».
— Слава Создателю!
— Слава, — бытовым голосом ответил человек в красной роскошной шляпе.
В камерах заерзала жизнь. Значит, там еще были живые. Стали слышны перешептывания, причитания, смех и плач.
— Молчать, вы!
Зона опустилась в глубокую тишину. Как будто оборвали струну. Я стоял за стеной, прислушиваясь. Мне очень не понравилось это возбуждение. Так что не хотелось бы, чтобы моя голова попала под их заряд «праведности и честности перед Создателем».
Когда все улеглось, а я был уверен, что «новичок» успокоился и принял «ответственность» как подобает Молоту — за молитвой, я поспешил осматривать камеры. Подбираться к стражнику стало слишком опасно — расстояние было немаленьким. В первой камере я увидел исхудавшего мужчину — не Катти. Камера напротив пустовала. В одной я видел женщин, припавших к углу, в других стариков в лохмотьях и с хитрыми рожами. Только обойдя первый этаж, стало понятно — пройти «без шума» не удастся.
Когда было мне холодно, Ты научил очагу и крыше.
Когда было мне голодно, Ты научил котлу и посуде.
Когда грызли нас звери дикие, Ты не давал им нас.
Когда одолевали меня враги, Ты научил копью и щиту.
Катти не было на первом этаже, а значит, … я должен был подниматься на второй, минуя опасности и сдерживая себя. Обойдя стену, я пустился по ступеням. Тогда мне пришло в голову, что, несмотря на тьму, это была не та тьма, которая помогает мне, совсем иная. Тьма классическая превращает
