жить не будет. Потому что у него появилась другая женщина.
Глаза дочери широко распахнулись от удивления, а вот взгляд Артура внезапно стал пустым, отстраненным, словно его здесь больше не было – осталась лишь физическая оболочка…
Я с ободряющей улыбкой коснулась его плеча.
– Сынок, ты ведь у меня боец. А значит, мы все переживем, правда?
Он кивнул, но как-то механически. Отстранившись, побрел, потерянный, куда-то в сторону спален…
Я хотела уже было броситься за ним вслед, но рука Кирилла, удерживая, легла на мое плечо.
– Не надо, мам. Ты ведь знаешь Арта – пусть сначала переварит все сам с собой.
Прикусив до боли губу, я в итоге все же согласно кивнула…
Что-то горячее коснулось моей ладони – опустив взгляд, я заметила, как Чаки преданно и утешающе лизнул мою руку…
А маленькие пальчики дочери вдруг коснулись моего лица, зацепили упругий локон новой прически…
– И все-таки папа глупый, – со вздохом сожаления постановила она.
Глава 15
Морозный вечерний воздух ударил в лицо. Жадно налетел ветер: он подхватил недавно выпавший снег, остервенело швырнул в него, отхлестал невидимыми руками по щекам…
Холод мигом пробрался под легкую домашнюю одежду. Заполз под кожу, в самую душу, остужая горячую голову и кипевшие внутри эмоции…
Он стоял на крыльце подъезда, не зная, что делать дальше. Куда идти?..
Автоматически обернулся, оглянулся на дверь в подъезд, испытывая лишь одно желание – вернуться. Попросить прощения, попытаться объяснить… Но знал: не примут и не пустят. Не сейчас.
Что-то мучительно холодило его ладонь. Он поднял руку, посмотрел на нее растерянно, словно впервые видел, и понял, что успел схватить со столика ключи от машины.
Словно подчиняясь этому предмету в своей руке, он молча побрел к парковке. Сел в машину, включил отопление…
Тупо смотрел в стекло перед собой.
Мысли были одна мучительнее другой. Они налетали на него все разом, мучили, жалили, убивали. Хотелось одновременно и отмахнуться от них, и поймать за хвост хоть одну, вычленить в этом хороводе что-то важное, стоящее…
Но то, чего не мог мозг, уже знала душа.
Он все потерял. Одной неосторожной фразой – сделал то, чего не сделал даже изменой.
В ушах все еще звучал холодный, чужой голос жены. Перед глазами стояло полное ненависти лицо старшего сына…
Он отчаянно вцепился в руль в поисках опоры, словно если бы не сжал сейчас этот обтянутый кожей круг – просто бы упал, хотя падать ему было и некуда. Он уже достиг дна и с успехом его пробил.
Но ведь хотел совсем не этого. Просто к моменту, когда Кира пришла домой – красивая, посвежевшая, обновленная – он уже дошел до точки. Мысли о том, где и с кем она была эти три дня, буквально сводили его с ума. А дети, с которыми так внезапно остался один на один, тоже никак не способствовали его душевному равновесию и покою.
Он не собирался говорить всего этого дерьма. Он никогда даже не думал того, о чем сказал! Он лишь хотел, чтобы его поняли, заметили, услышали…
И они услышали. Только совсем не то, что он желал сказать на самом деле.
А ведь что ему стоило просто шагнуть к ней и признаться – я скучал по тебе. Я до безумия тебя ревновал. Я никому тебя не отдам, что бы ты там себе сейчас ни думала…
Я люблю тебя, в конце-то концов!
Он ведь действительно ее любил. Всю свою жизнь – любил. Просто в суете дней, заваленный работой, делами, повседневностью, умудрился об этом забыть. И принять за новую любовь простую потребность быть желанным и нужным…
Из глотки вырвался надрывный хрип – наверно, так звучало отчаяние.
Он в последний раз оглянулся на дом. Нет, никто не станет его сейчас слушать. И он сам себя не захотел бы видеть после всего, что произошло.
Заведя двигатель, он поехал – но куда, и сам толком не знал.
***
Очнулся уже в каком-то баре.
На дне бокала – янтарная жидкость, в голове – блаженное отупение…
Рассмеялся. От себя самого, от своей жалкости…
Сидит тут, заливает тяжелые градусы в разбитую душу. Пытается спастись. От того, в чем сам же и виноват.
Да не заслужил он никакого спасения! Разозлившись, резко смахнул бокал с остатком пойла – на пол.
Нащупал кошелек – к счастью, лежавший в машине. Бросил несколько крупных купюр на стойку и пошел прочь…
Отыскал глазами свой черный джип. Сесть за руль? Может, кончит жизнь в ближайшей канаве и на этом – все… Ни боли, ни угрызений совести…
Слабак! Нет, сволочь, живи и мучайся!
Хмыкнул от того, что мысленно вел диалог сам с собой. Вынул телефон из кармана, вызвал такси…
Ехал в единственное место, где мог сейчас схорониться и просто перебиться на эту ночь…
В свой офис.
***
– Алексей Дмитриевич?!
Охранник испуганно вскочил с места при его появлении. Леша сделал ему короткий знак, веля сесть обратно…
Зачем-то коротко пояснил:
– Дела. Срочные.
Пока ехал на лифте вверх, на свой этаж, думал – он ведь в этой стеклянной коробке проводил почти все свое время. Ничего практически и не видел, кроме работы и дома…
Устал. Просто устал – вот так жить. И вместе с тем – считал, что обязан. Потому что кто, как не он, прокормит его детей, даст им все необходимое?
Он сам себя загнал в этот порочный круг, по которому теперь и бегал без конца и края.
Он ведь именно это Кире и пытался объяснить – с появлением троих детей они попросту забыли друг о друге. О том, что им тоже нужно внимание…
Черт, просто ему так мучительно ее не хватало…
Та ночь в годовщину их свадьбы… Он уже и забыл, что так вообще бывает. Что его жена может быть такой – страстной, щедрой, сводящей с ума каждым движением и вздохом…
Все сумасшедшие чувства, что испытывал к ней когда-то, в ту ночь вновь вспыхнули пожаром. И все прочее стало вдруг неважно – работа, ждавшая его где-то любовница…
Как горько. Как мучительно горько, что он все понял, а исправить – не сумел. Наоборот – разрушил даже то, что еще оставалось – призрачную надежду на прощение…
Надрывный звон телефона встретил его еще в коридоре. Он открыл кабинет, вошел внутрь, приблизился к столу…
Можно было даже не доставать телефон, чтобы узнать, кто его искал. На этот номер могла звонить только она…
И по этой причине он
