12,65 кв. м. Комната действительно была тесновата для приема гостей. Пятый номер «Англетера» был в этом смысле гораздо предпочтительнее, поскольку его площадь была почти в три раза больше и составляла 32,01 кв. м. Кроме того, это место было уже знакомо Есенину. В феврале 1922 года он жил здесь вместе с А. Дункан: сначала в № 5, но поскольку он плохо отапливался, то Есенин и Дункан переселились в более теплую комнату[197]. Другим преимуществом «Англетера» было то, что в этой гостинице остановился старый знакомый Есенина Г. Ф. Устинов.
Так что для поэта оказалось предпочтительнее вселение в «Англетер», нежели в какую-нибудь другую ленинградскую гостиницу.
«Англетер» в конце 1925 — начале 1926 года был гостиницей лишь номинально. В марте 1925 года она называлась еще общежитием «Интернационал», о чем свидетельствует распоряжение № 30 по жилищному подотделу Ленинградского губернского отдела коммунального хозяйства (ЛГОКХ, Ленгуботкомхоз): «С 14-го сего Марта увольняется управляющий Общежитием „Интернационал“ тов. Дмитриев Ф. Д. и временно на должность управляющего Общежитием переводится из 1 Дома Совета ответственный дежурный тов. Назаров В. М., с того же числа»[198]. Осенью 1925 года началось преобразование общежития «Интернационал» в гостиницу «Англетер». Порядок регистрации лиц, проживавших в общежитии, отличался от порядка регистрации их в гостинице. Во всяком случае, в общежитии «Интернационал» не было никакого специального служащего, который бы этой регистрацией занимался. В связи с этим управляющий В. М. Назаров 16 октября 1925 года подал рапорт заведующему управлением коммунальными домами (стиль и орфография документа сохранены):
Рапарт
Виду того, что с переходом общежитя Интернационал на гостиницу Англетер и по прописке а также отметке прибывающих и убывающих а также и подача других сведений, необходимо увеличить штат гостиницы на 1-го поспартиста о чем и прошу Вашего ходатайства так как не имея поспартиста могут быть также и масса неприятностей с губ. милицией и другими органами.
Зав. гостин. Англетер Назаров[199]
На рапорте проставлена резолюция: «Ходатайствовать. 16/X». Бюрократическая процедура увеличения штата гостиницы протекала довольно быстро, и уже с 1 ноября 1925 года в «Англетере» появилась должность паспортиста, которую исполнял Н. Е. Гибберт[200]. Таким образом, к моменту вселения в гостиницу С. Есенина регистрация постояльцев должна была быть более строгой, чем ранее. Прибытие и убытие жильца должно было регистрироваться в книге приезда и отъезда. Кроме того, сведения об оплате постояльцем гостиничного номера должны были вноситься в специальные ведомости. Но на практике делопроизводство в «Англетере» велось беспорядочно, и бюрократическая процедура неоднократно нарушалась. Об этом свидетельствуют материалы обследования гостиницы, проведенного через несколько месяцев после смерти Есенина членами ревизионной комиссии Ленинградского треста коммунальных гостиниц, в ведение которого в марте 1926 года была передана гостиница «Англетер».
Слушали: 1. Сообщение т.т. Шабловского В. П. и Солунова С. Ф. о проведенных ими внезапных обследованиях в ночь с 20-го на 21-ое мая гостиницы Англетер и в ночь с 21-го на 22-ое гостиницы Гермес.
Обследования имели целью выявить правильность: учета занятых №№, регистрации жильцов и поступления денег в кассу Треста.
В гостин<ице> Англетер был обнаружен непорядок: а) список занятых №№ оказался в беспорядке, б) на доске для ключей от свободных №№ не оказалось целого ряда ключей, в) по проверке этих №№ оказалось, что №№ 30, 122 и 134 фактически заняты: 30-й гр-ном Фейтельсоном А. М., документы которого оказались у швейцара, но сдача № не была зарегистрирована в книге приезда, 122-й датчанином Миллером-Иенсеном, который оказался ночующим в номере, а документы лежащими в книге приезда и отъезда, по книге же жилец считался выбывшим 19-го и по ведомости за 19-ое № числился свободным, по заявлению же жильца, он никуда не выезжал и ночевал в этом №-ре 3-ю ночь; в 134-м оказалась постоянная жилица гостиницы, зарегистрированная живущей в другом №-ре. Об изложенном ревизовавшими был составлен прилагаемый при сем акт[201] от 20/V.
Одновременно Пом<ощник> Зав<едующего> гостиницей Ю. Волосевич передал представителям Рев<изионной> Комиссии заявление[202] на имя директора-распорядителя <треста> тов. Шайо, в котором указал на два случая невнесения в кассу денег, полученных за эксплуатацию №№ с гр. гр. Шварцмана и Борхарда.
Упомянутые члены Рев<изионной> Комиссии 24-го мая произвели расследование указанных в заявлении фактов, причем швейцар гостиницы Оршман прилагаемой при сем справкой[203] подтвердил факты передачи в к<онто>ру гостиницы денег от гр. гр. Шварцмана и Бурхарда и неоднократное проживание в гостинице гр. Фейтельсона. Как видно из прилагаемого акта[204] от 24/V, по кассовой книге гостиницы за последнее время платежей от Шварцмана, Бурхарда и Фейтельсона не зарегистрировано, по ежедневным ведомостям гр. Шварцман показан не в соответствии с книгой приезда и отъезда, а о неуплате им денег не сообщено Тресту и, наконец, гр. Бурхард совершенно не значится за последнее время проживающим в гостинице ни по книге приезда, ни по ежедневным ведомостям.
В гостинице Гермес сдача №№ оказалась в порядке[205].
Учитывая такое положение дел, Есенин мог спокойно вселиться без регистрации в книге приезда и отъезда постояльцев. Однако книга приезда и отъезда, а также ведомости об оплате жильцами гостиничных номеров за 1925–1926 годы в архиве отсутствуют, что не позволяет документально проверить факт пребывания Есенина в гостинице.
Согласно воспоминаниям свидетелей последних дней жизни Есенина, приехав в Ленинград, поэт остановился в «Англетере», где прожил с 24 по 27 декабря 1925 года. Однако исследователь В. И. Кузнецов утверждает противоположное. Он считает, что Есенин был арестован сотрудниками ГПУ сразу же по приезде в Ленинград 24 декабря 1925 года, содержался в тайной тюрьме ГПУ, находившейся напротив «Англетера», и был убит во время допроса. Чтобы скрыть убийство сотрудники ГПУ инсценировали его самоубийство, перенеся тело в номер 5 «Англетера». При этом воспоминания В. Эрлиха, Г. Устинова, Е. Устиновой, Л. Бермана, П. Мансурова и других, в которых рассказывалось о проживании Есенина в «Англетере», исследователь объявил лживыми и сфабрикованными по заданию ГПУ[206].
С драматургической точки зрения версия Кузнецова, безусловно, эффектна, поскольку включает арест, тайную тюрьму, подземный ход и т. п. Однако с ее доказательной базой имеются серьезные проблемы.
Свое утверждение о том, что Есенин не жил в «Англетере», Кузнецов обосновывает ссылкой на контрольно-финансовые списки (форма № 1) постояльцев «Англетера» за 1925–1926 годы, в которых фамилия Есенина не значилась. Таких списков по адресу «Англетера» — пр. Майорова, д. 10/24 — за интересующий нас период (1925–1926) сохранилось несколько: за второе полугодие 1924/25 бюджетного года[207], за первое полугодие 1925/26 бюджетного года[208], за второе полугодие 1925/26 бюджетного года[209], за первое полугодие 1926/27 бюджетного года[210]. Списки составлялись два раза в году: весной
