или говорила… но мысли путались. Так получилось, что в той, прежней жизни Азамат Валиев перекрывал собой все, что не имело отношения к нам двоим. То, что было вне наших запутанных отношений, было похоже на вспышки света и провалы темноты. Как день и ночь, сменяющие друг друга.
— Ну почти так. Только не стоит брать этот фильм за основу. Реальность может оказаться совсем иной. — Пальцы хозяина коснулись моих губ. — Мне придется уехать. А ты используешь это время для того, чтобы отдохнуть и восстановить силы.
— Долго? — спросила я, не веря, что испытываю разочарование и непонятную пока что тоску.
— Два дня. Но скучать и погружаться в депрессию я тебе не позволю. Насколько я знаю, ты любишь кататься на лыжах?
Люблю — это было громко сказано. Когда мы с Азаматом отдыхали в Альпах, я действительно нашла в этом особое удовольствие. Падала, поднималась, растянула связки, но к концу отпуска уверенно спускалась даже с самых крутых спусков. Это был единственный способ ощутить себя свободной и хоть ненадолго сбежать от тиранящего диктата моего мужа. Иллюзия, которую я себе позволила.
Но мысль о том, что я снова могу прокатиться и ощутить то забытое чувство свободы, взволновала. Я даже подпрыгнула на месте. Почти как девочка, получившая подарок.
— Мы… мы будем кататься?
— Ты будешь кататься. Я приглашу инструктора. Здесь частный горнолыжный спуск. Ты обещаешь мне не делать глупостей?
Я закивала. Хоть и испытала очередной укол разочарования, узнав, что хозяин не составит мне компанию.
— И да, чтобы ты зря не тратила время и не усугубляла свое положение. Инструктор тебе не поможет сбежать. Поэтому побереги его нервы и не рассказывай о том, как здесь оказалась. Не проси телефон. Не пытайся удрать на лыжах. Кругом лес. Здесь есть дикие звери. Кое-где высота снега больше твоего роста, а в ближайшие дни мороз будет только крепнуть. Ты просто замерзнешь.
Он отнял пальцы от моего лица и поцеловал в лоб. Я улыбнулась, но следующие слова мужчины заставили улыбку тут же погаснуть на моих губах.
— Я прекрасно понимаю, что ты попытаешься. Давай я сразу проясню тебе некоторые вещи, Милана. Помимо тех, что ты не в Москве, а кругом не найти человеческого жилья. Если ты попытаешься сбежать, я все равно тебя найду. Пусть мое отсутствие не сбивает с толку. И уясни сразу, если ты хотя бы попытаешься, это все. Наш договор теряет силу.
В его голосе появились твердые, жестокие ноты.
— Я заберу у тебя все. Право голоса, недопустимые воздействия, даже право носить собственное имя. Я покажу тебе то, что бывает, когда мои правила нарушают. И пусть это отодвинет твое исцеление во времени на несколько месяцев, я тебя жалеть не буду. Ты будешь ненавидеть и меня, и тот момент, когда решилась сбежать.
Это было так неожиданно, что я всхлипнула и буквально оцепенела.
— Так что дважды повторять не стану. Если у тебя нет желания оказаться в подвале, в цепях, в полной изоляции от мира… — голос дьявола дрогнул, и мне показалось, что он смакует собственные фантазии, — лишиться одежды и гордости, как подобает рабыне, узнать, что такое боль… Ты просто, твою мать, насладишься катанием на лыжах и подумаешь десять раз, стоит ли рисковать моим доверием!
А вот тут меня приложило. Так, что я задрожала, бесконтрольно, дико, голова пошла кругом. Я не собиралась бежать. Говорить мне такое было совсем необязательно.
— Черт, Милана… — хрипло выдохнул мужчина, обхватывая ладонями мое лицо. — Что же ты творишь с нами обоими…
В его словах было раскаяние и сожаление о собственных словах. Но что бы он ни делал сейчас, своего добился: из головы махом вылетели все мысли о побеге. Я ощутила, как горло сковывает слезами. А кто сказал, что я буду наслаждаться своим заточением? Меня похитили, а не пригласили на отдых. Все закономерно.
— Милана, — нежность его касаний на этот раз меня не успокоила. — Оставайся со мной! Не смей цепляться за мои слова!
— Вы… собирались… уезжать! — прошептала я, забиваясь в угол дивана. — Я все поняла… я останусь здесь! Мне не надо никаких прогулок! Я не хочу оказаться на цепи только из-за того, что пропущу незнакомый поворот!
— Да ты не понимаешь, что я это делаю не из-за желания тебя напугать? — выдохнул мужчина. — Я просто не знаю более действенного способа остановить тебя от неминуемой гибели. А это с тобой случится, если ты решишь бежать! В лесу не выжить, не по такому холоду.
— Зато в подвале выжить реальнее. Это то, к чему мне готовиться, если я однажды не успею надеть повязку или сделаю что-то, что вам не понравится? Ваши обещания не причинять мне боль ничего не стоят!
Хватка пальцев на миг усилилась, и я прервала свою обвинительную речь ошеломленным стоном. Жаждущие губы хозяина накрыли мои, язык беспощадно проник в рот, как завоеватель, лупящий по стенам из осадного орудия. Вместе с этим это не было грубо или насильно. Страсть в его поцелуе была подвластна контролю, а целью было не наказание, а скорее стремление меня успокоить.
— Будь умницей и думай о том, что я желаю тебе добра. Я хочу, чтобы ты насладилась катанием и не думала о моих словах. Ведь в них нет смысла, и для них нет повода. Верно?
Я не ответила. Хозяин вздохнул, как мне показалось, с разочарованием.
— Приятных выходных, Милана. Как только я вернусь, мы продолжим то, что начали.
Глава 7
Он ушел, а меня все еще колотило, выбивая почву из-под ног. Настолько, что я долго не могла снять повязку. Все время казалось, что мой похититель стоит у двери, только имитировал свой уход. Стоит и ждет повода, когда я оступлюсь.
Если раньше в воображении его образ был не пугающим, хоть и размытым, то сейчас мои представления о том, как хозяин выглядит и смеется, изменились.
Я представляла, что у него светлые глаза. Едва заметные лучики морщин — потому что он наделен хорошим чувством юмора и часто улыбается. Всегда гладкая кожа, ухоженные руки. Высокий рост и спортивное телосложение. Сейчас же этот образ в моем сознании перетерпел изменения, вырос до гротескных калибров.
Его взгляд был темным, как у моего мужа в период срывов. Лицо не утратило привлекательности, но в этот раз она была иная: поразительно хладнокровная и безжалостная. Ни капли уязвимости либо милосердия. Он больше не хотел мне помочь, он предвкушал, как вопьется в мою глотку фантомными клыками. И над
