— Старлей, слушай, — сказал он как-то вечером, закончив очередной допрос и закрывая папку с документами, — а ведь тебе по разным статьям трибунал от пяти до десяти усиленного режима впаять может. Ты это понимаешь?
— Да уж, понимаю… Теперь.
— Ты вот что, парень… Скажи спасибо мне да своему комбату. Может, кое-что у нас с ним и получится. Но только тогда одной бутылкой ты не отделаешься! — как-то странно подмигнул Сашке майор и ободряюще улыбнулся.
А еще через несколько дней Сашку под конвоем доставили с гауптвахты в штаб их батальона.
— Вы свободны, — отпустил подполковник, их комбат, конвоира и взглядом указал Банде на стул напротив своего стола. — Садись, Бондарович.
Когда Банда сел, комбат достал из стола пистолет и бросил парню через стол.
— Твой. Держи. И скажи спасибо Богу, что майор в особом отделе несволочной попался.
— Товарищ гвардии подполковник, я что-то вас не совсем понимаю… — растерянно вертел Сашка в руках оружие, не врубаясь, к чему клонит комбат.
— А что тут не понимать? Несчастный случай произошел с гвардии старшим прапорщиком Власовчуком; Он все указал в своем рапорте. Вот комбат вытянул из стола какую-то бумажку, — цитирую: «По неосторожности я прострелил себе ноги, перезаряжая автомат»… Теперь, надеюсь, тебе все ясно, старлей Бондарович?
— …
— Ладно, нечего пялиться на меня как баран на новые ворота. Не видел давно, что ли?.. Сейчас я тебя, товарищ ротный, познакомлю с твоим новым командиром третьего взвода. Но вообще-то это не главное.
Комбат расстелил на столе карту.
— Смотри сюда… Как тебе известно, готовится крупный рейд. Перед нашим батальоном поставлена задача — расчистить перевал и вот этот квадрат, — он ткнул карандашом в какую-то точку на карте. — На твою роту я возлагаю самую ответственную задачу, так что подвигайся. Банда, ближе и слушай меня внимательно…
А водку они выпили. Потом. После рейда. С комбатом, с тем майором-особистом и с Востряковым, который оказался первым и наиглавнейшим свидетелем того несчастного случая, который приключился с таким неосторожным гвардии старшим прапорщиком Власовчуком.
Ведь на войне как на войне — всякое случается…
* * *
В небе над нами горит звезда.
Некому кроме нее нам помочь.
В темную, темную, темную
Ночь…
Банда даже не заметил, как проскочил границу — ни столбов, ни шлагбаума, ни тем более классической «колючки» или контрольно-следовой полосы.
Мелькнул, правда, на обочине в свете фар какой-то вагончик. Может, это и был пограничный переход с таможенной службой, но его автомобилем, по крайней мере, никто не заинтересовался.
Вообще парень понял, что он уже в Узбекистане только тогда, когда в дальнем свете фар вдруг неожиданно высветился знак
«Самарканд — 46 км».
Он хорошо изучил географию этого проклятого края еще тогда, когда их дивизию вместе со многими остальными боевыми частями в отличие от штабов вывели из Афгана и бросили здесь, в степи, неподалеку от Шерабада, несколько месяцев гнить в палатках.
В те дни от бесконечного ничегонеделания и полной беспросветности они все только и делали, что пили горькую, колеся за ней на армейских УАЗах за сотни километров, объездив все окрестные города и кишлаки.
Сейчас Сашке как нельзя кстати могли бы пригодиться давние связи и знакомства, которые завелись у него в этих краях и деньгами укрепились в те сумасшедшие послеафганские времена. А потому, быстро долетев по ночному пустынному шоссе до Самарканда, парень без раздумий свернул налево, на юг, практически наугад проплутав по узким улочкам города, выехал на дорогу, ведущую в Шахризабс.
Ему просто до зарезу нужно было попасть в Дехканабад. И желательно до рассвета: слишком рискованное это дело — разъезжать на такой тачке, как «мицубиси-паджеро», не имея ни номеров, ни Документов, зато заполнив машину оружием чуть ли не под самую, что называется, крышу.
Бондаровичу надо было срочно легализоваться, чтобы далекий путь домой, в Россию, прошел более-менее спокойно, без особых приключений.
А помочь ему, видимо, способен был только Турсунов — чайханщик из Дехканабада, старый и толстый узбек с узкими, хитро прищуренными и постоянно бегающими туда-сюда глазками.
Тогда, в дни их степной жизни, Турсунов стал для офицеров настоящим спасением. Он умел все.
Он мог достать немереное количество водки даже в дни самого большого мусульманского праздника.
Мог поставить эту самую водку в кредит, почему-то доверяя им, офицерам-«афганцам». Он мог купить у них пару гранат или сотню патронов к «калашнику», не задавая лишних вопросов и не ломаясь, не корча из себя особо законопослушного гражданина. Даже девочек, если им сильно хотелось, он доставал как из-под земли — стройных, красивых, томных и, самое главное, здоровых, за все время сладких утех не наградивших никого из них разными нехорошими болезнями.
Теперь Сашка надеялся, что если только Турсунов жив-здоров, он обязательно поможет…
Ночь беспросветной мглой окутывала все вокруг. Мертвенный бело-желтый круг света, который гнала перед собой по дороге «мицубиси», мерно покачивался и подрагивал, назойливо напоминая Сашке про совершенно сумасшедший прошедший день, про усталость и про возможность и даже необходимость такого сладкого, такого желанного сейчас сна.
Пока машина сразу же после Самарканда шла в гору, преодолевая предгорья Зеравшанского хребта, частые повороты дороги еще помогали парню как-то справляться с усталостью, но через чае; скатившись в долину, Сашка как-то вдруг сразу понял, что очень даже запросто может заснуть прямо за рулем.
Заметив, как вырвали фары из темноты очередной дорожный указатель, Банда остановил возле него джип и вышел из салона, выключив двигатель и магнитолу.
Он полной грудью вдохнул пьянящий южный воздух, уже успевший остыть после жаркого дня, и прислушался к ночи.
Он любил слушать ночь. Особенно здесь, на Востоке.
В этих краях ночи не бывали безмолвными. Вот и сейчас уши сразу же уловили знакомый звук то ли далекого рычания, то ли какого-то размеренного грохота — значит, где-то неподалеку стремительная горная речка, постепенно успокаиваясь, разливалась по долине, все еще шипя и пенясь на камнях и порогах.
Темнота доносила и массу других звуков — ритмичное пощелкивание цикад, какие-то вздохи, стоны, приглушенные крики. Эта земля оживала имен» но по ночам, когда уходило на покой солнце, и звуками этой жизни полнилась ночь Неожиданно громко что-то булькнуло в остывающем двигателе автомобиля, и Сашка вспомнил, что приехал сюда отнюдь не ради ночных вздохов и шорохов.
