в контрразведку с должности помощника начальника Московского охранного отделения.
Оперативная обстановка в Москве накануне войны по линии контрразведки была непростой. В городе проживало немалое количество иностранных подданных, среди которых находились и лица, которые, по данным контрразведки, могли принадлежать к кадровому составу или агентуре иностранных спецслужб. Кроме того, как отмечал в одном из документов, подготовленных в декабре 1913 г., подполковник В.Г. Туркестанов, ежегодно в городе находилось около 40–50 иностранных офицеров, прибывших для изучения русского языка, в том числе из Англии — до 15 человек, Швеции — до 10, Австро-Венгрии — до 7, Германии — до 5, Франции и Болгарии — от 1 до 3.
Контрразведчики достаточно быстро научились выявлять истинную цель приезда тех или иных офицеров. Иностранные офицеры, которые действительно приехали учить язык, как правило безвыездно проживали в Москве и регулярно посещали занятия. Вторая категория — офицеры-разведчики, использовавшие предлог изучения русского языка для приезда в Россию, постоянно путешествовали по стране, периодически выезжали за границу. Но особенно беспокойный образ жизни вели офицеры, приезжавшие «для усовершенствования в русском языке». Они разъезжали по всей стране, а в Москве вели праздный образ жизни.
Больше всего хлопот московским контрразведчикам доставляли австрийские офицеры. Как отмечал в своей записке В.Г. Туркестанов, «Я могу совершенно определенно утверждать, что каждый австрийский офицер, появляющийся в России, за самым малым исключением, приезжает сюда с единственной целью — военной разведки… Каждый офицер австрийского генерального штаба стремиться получить командировку для изучения русского языка, при этом для начала его будущей разведочной службы ему дается какая-либо задача. Если по возвращении из командировки он представит хорошие результаты ее, он получает вторую командировку уже «для усовершенствования в русском языке» и задачи более серьезные».
Совершенно не занимались разведкой шведские офицеры. Они же были наиболее прилежными учениками и наиболее стесненными в денежных средствах.
Каких-либо правил, которые бы регламентировали порядок пребывания в России иностранных офицеров, приехавших для изучения русского языка, не существовало. Если иностранный офицер прибывал в Россию в рамках официальной командировки, то он был обязан явиться в штаб военного округа. Все остальные только заполняли листок адресного стола в полицейском участке. Причем, если не было указано воинское звание, то офицеры вообще не выделялись среди других прибывших в Москву. Лишь после настоятельных обращений контрразведчиков полиция стала сообщать в Отчетное литера «Б» отделение о прибывающих иностранных офицерах.
Организовав плотный контроль за иностранными офицерами, находившимися в столице, контрразведчики с удивлением обнаружили, что некоторые из них проживают на квартирах российских военнослужащих. Начальник отделения подполковник В.Г. Туркестанов вынужден был 9 января 1914 г. доложить окружному генерал-квартирмейстеру о том, что в городе отмечаются случаи проживания иностранных офицеров в квартирах русских офицеров. Подобное положение, по его мнению, являлось опасным с точки зрения контрразведки. Иностранный офицер, занимавший комнату в семье русского офицера, мог использовать свое общение с членами семьи для получения нужных ему закрытых сведений, в том числе получить доступ к секретной переписке по вопросам мобилизации, перевозок войск и т. п., которая могла оказаться на квартире русского офицера.
В своем докладе В.Г. Туркестанов приводил конкретные примеры. При этом он полагал «учреждение негласного наблюдения за внутренней обстановкой жизни офицерской семьи делом настолько щекотливым, что может быть вызвано лишь особо серьезными к тому данными».
Доводы контрразведки, по-видимому, не сразу стали восприняты военным командованием. Однако 7 мая 1914 г. начальник штаба МВО генерал-майор Е.К. Миллер направил командирам гренадерского, 5-го, 13-го, 17-го, 25-го армейских корпусов, а также некоторых других воинских частей и учреждений, секретное указание. В нем сообщалось, что в последние годы отмечается наплыв в пределы Московского военного округа, в особенности в Москву, иностранных офицеров, приезжающих, якобы, с целью изучения русского языка. Причем многие из этих офицеров занимают комнаты в семьях русских офицеров. Далее в указании говорилось, что в связи с тем, что данное обстоятельство может быть легко использовано в целях военной разведки, «командующий войсками округа находит проживание иностранных офицеров в квартирах русских офицеров неудобным и просит поставить об этом в известность всех офицеров…».
Следует особо отметить, что российский Генеральный штаб также практиковал направление своих офицеров для ведения разведки с легальных позиций в страны Тройственного союза. Но отношение к ним в этих государствах было очень настороженное, причем не только со стороны официальных властей, но и в офицерской среде, и в целом в обществе.
В первые месяцы 1914 г. от негласных источников Отчетного литера «Б» отделения штаба МВО из окружения германского и австро-венгерского консульств в Москве стали поступать первые тревожные сообщения, которые свидетельствовали о приближении войны. Так, 20 февраля 1914 г. отделение получило агентурные данные о том, что в австро-венгерском генеральном консульстве в Москве на случай мобилизации вследствие осложнения отношений с Сербией ведутся усиленные работы по проверке и изготовлению призывных списков запасных воинских чинов, проживающих в районе консульства.
В начале января 1914 г. Отчетное литера «Б» отделение представило окружному генерал-квартирмейстеру три документа — списки лиц, в отношении который в особый период и военное время планировалось проведение временного задержания, либо применение административных мер. В преддверии войны 1 июля 1914 г. врио начальника КРО штаба Московского военного округа ротмистр Берманн утвердил у окружного генерал-квартирмейстера новый переработанный вариант этих документов. В список лиц, которые «в предмобилизационный период и в последующее за сим время подлежат особому наблюдению со стороны административных властей», вошли 19 австрийских подданных, 13 германских, 1 греческий, 38 российских, 1 румын, 4 шведа, 1 швейцарец и 3 японца.
Список лиц, подлежащих временному «арестованию» в предмобилизационный период содержал всего три фамилии: одного австрийца и двух японцев. В свою очередь список лиц, в отношении которых предполагалось принятие административных мер, включал 5 германских, 5 японских и 3 китайских подданных.
Как показали последующие события, составленные списки вскоре пригодились контрразведчикам. После обострения конфликта между Сербией и Австро-Венгрией на Балканах 13 июля 1914 г. Николай II утвердил «Положение о подготовительном к войне периоде». А 16 июля 1914 г. последовало указание начальника штаба Московского военного округа генерал-майора Е.К. Миллера начальнику Отчетного литера «Б» отделения провести обыск у нескольких проживавших в Москве австро-венгерских подданных.
Контрразведчики в эти тревожные дни внимательно отслеживали обстановку в генеральных консульствах Германии и Австро-Венгрии, а также среди проживавших в Москве подданных этих стран, которые могли быть мобилизованы на случай войны. В ряде случаев счет шел на часы.
Так, 15 июля 1914 г. утром Берманн докладывал окружному генерал-квартирмейстеру о том, что, по агентурным сведениям, проживающие в Москве австрийские и германские запасные офицерские и нижние чины до настоящего времени вызова на родину не
