знали.
— Сархад сказал, что Эмир прилетит сегодня, — упрямо произношу я, понимая, что язык больше не поворачивается назвать его «отцом».
— Отойди от окна, Аиша, чего ты там хочешь высмотреть? — Аза усмехается, грациозно вытянувшись на кушетке. Она подпиливает ногти, а я неотрывно смотрю в окно, обхватив себя руками. — Сто раз уже сказала тебе, что быть этого не может. А даже, если твой Эмир прибудет, то нам сообщит стража. Сама же знаешь.
На Архаире никогда не бывает холодно, но сейчас меня трясет ознобом так, что зуб на зуб не попадает.
Архаир был самой большой планетой Альянса по площади. И совет старейшин собирался здесь раз в год, для обсуждения глобальных вопросов. Случались и внеплановые собрания, но для того требовалось время, которым я не обладала.
Сархад собирался нарушить главную клятву нашего Кодекса — не отбирать чужую жизнь.
Алияды считались потомками древних богов. Мы стояли сразу после Калимерини, действительно бывших такими. И взамен на великую силу, мы должны были следовать духовному пути, своду правил, прописанного в Кодексе.
«С великой силой дается и великая ответственность» — именно с этой строчки начиналось писание.
Кодекс был высечен в камне, в глубине горы Кавариил, самой высшей точке нашей планеты. За нарушение любого из правил Кодекса следовало наказание и отлучение.
И сейчас мой отец собирался его нарушить, забрав жизнь Эмира.
Я не могла созвать совет. Это требовало слишком много времени. Пока все они съедутся с разных уголков Архаира, Эмир будет уже мертв. И я никогда не найду покоя, зная, что он погиб из-за меня.
— Аиша, скажи, на что смотришь? Может и я погляжу?
— Архаир, — глухо, по инерции, отзываюсь я. — Я смотрю на него.
— Он разве не каждый день один и тот же? — усмехается Аза, не делая попытки встать.
— Хочу запомнить его таким, — шепчу я практически одними губами.
Ощущение неизбежно надвигающейся катастрофы накрывает меня с головой.
Архаир был не просто планетой, так учил меня Лавр. Архаир — это целый живой организм, и он отдает то, что мы, алияды, взращиваем на нем.
Именно поэтому многие тысячелетия мы следовали Кодексу. Мудрецы постоянно рассказывали притчи о том, что следует за неправильным выбором. Все мы, алияды, были выращены на этом знании. Нерушимом и вечном. Его нельзя было даже ставить под сомнение.
Но Сархад забыл об этом. И он собирался залить Архаир кровью. И мурашки, блуждающие по моему телу, подсказывали, что планета не забудет ему этого. Даже если Эмир выживет, огонь, посеянный императором, вернется к нему. Вернется ко всем нам… Архаир ничего не забывает. Так учил меня Лавр.
Я так долго всматривалась в тяжелые синие облака, что не сразу поверила в то, что маленькая точка на горизонте не мерещится мне.
Лишь когда она начала приближаться, я поняла, что это шаттл.
— Эмир… — прошептала я, чувствуя, как спазмом боли сводит грудь.
Двухместный звездолет из серого металла ваядума приближался к нам.
Меня словно парализовало. Я смотрела в окно, надеясь, что Сархад передумает. Надеясь, что он все-таки блефовал, грозя убийством. И лишь когда огромный огненный шар, пущенный из соседней от меня башни, отделился, за секунду накрывая шаттл, я вздрогнула всем телом, чувствуя, как крик вырывается из груди.
— Что такое? — Аза вскакивает, подбегая ко мне. — Боже! Это что… Крушение?
А я не могу ничего сказать. Только хватаюсь за грудь трясущимися пальцами, чувствуя, что воздух больше не проникает в легкие.
Аза обнимает меня, прижимая к груди:
— Мне очень жаль, Аиша… Должно быть, двигатель не выдержал нашей атмосферы.
В ушах стучит кровь, когда мне мерещится, что я вижу, как с обломками на землю Архаира падает тело мужчины.
— Аиша!.. Куда ты?.. Аиша!..
А я и сама не знаю, куда меня несут ноги, слетая с сотни каменных ступеней. Не представляю, что собираюсь делать, пока не налетаю на тяжёлую деревянную дверь, кромсая кожу на пальцах с месиво от ее неподатливости. Меня несет какой-то сумасшедшей надеждой. Единственной, которая живёт во мне. Если не будет и ее, то жизнь больше никогда не обретет смысла.
Глава 11
Вокруг бушуют языки пламени, жаля кожу и превращая подол платья в пепел, но я ничего не чувствую. Босыми ступнями по углям, слыша шипение плоти, и все равно иду. Он там. Где-то там, я знаю! Сквозь марево огня я вижу только его силуэт, лежащий на самой вершине холма.
— Я здесь! Эмир, я здесь!
Но он не отвечает, не слышит меня. И я продолжаю идти, опаляя белую кожу о враждебную стихию. Кончики волос плавятся в кострах, разожжённых взрывом, обдавая меня неприятным запахом. Я вся пропиталась копотью и плавлюсь, словно снег неведомых горных вершин. Но нужно идти. Он ждет меня.
Вечное, нескончаемое марево, душащее, сжирающее мою одежду и плоть.
Невесомая ткань платья сгорела, оставив мое тело практически нагим.
— Эмир! — кричу срывающимся голосом, но он не отвечает мне. — Эмир!
Неведомое до этого отчаяние проникает в кровь, и я начинаю задыхаться.
А вдруг он — все лишь мираж?
Вдруг я иду на верную смерть, одержимая призраками прошлого?
Что если его силуэт, мелькнувший в обломках, просто мне привиделся?
А ведь это более, чем реально. Какая удачливость должна быть у человека, чтобы выжить в подобном взрыве?..
Леденею от этих мыслей и подтягиваю серебро платья — все, что осталось от прекрасной ткани. Оно сетью облепляет мое тело, словно рыбу, выброшенную на сушу. Оголенные ноги по щиколотку покрыты волдырями, и я перевожу взгляд, чтобы не чувствовать боли, которой приказала отступить.
— Эмир! — истерические нотки все четче проступают в голосе.
И я боюсь. По-настоящему. Но не за себя, а за то, что не успела. Потеряла его навсегда.
Слабый кашель долетает до моего слуха, и я резко поворачиваюсь, прыгая на раскаленный добела камень. Кожа шипит, пузырясь, но я этого не чувствую. Мое сердце замирает на секунду, потому что я понимаю, что не ошиблась.
Его тело совсем рядом.
Каких-нибудь десять метров по пылающим углям.
И я прохожу их. Ступаю смело, жадно глядя только на мужчину, плавящегося посредине этого ада. Его мощное тело распластано на черной выжженной земле, сквозь которую продираются редкие языки пламени.
Все вокруг — сажа и пепел. Природа отступила, давая место хаосу.
— Эмир! — припадаю на колени, чувствуя, как волдыри проступают уже по всему телу. Мы горим. По-настоящему. И на этот раз вместе. — Я спасу тебя, слышишь? — очень тихо, проводя трясущейся ладонью по его гладко выбритой смуглой щеке.
