Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
имперского, "Русского мира". Детям, получившим "видимость образования", зафиксированного записью в дипломе о получении высшего образования, рождавшихся в статусе российских шпионов (сексотов), на коих автоматически распределялись средства уже не только с местных бюджетов, как "военнообязанных" агентов имперского колониального восстановления в государственных структурах, формально независимой страны — полагалось еще содержание из имперских кошельков, наполняемых от выгодной торговли российской нефтью и газом: как на мировых, так и внутренних рынках, формально, "самостiйної", Украины.
Самая головка (наконечник) агентуры, находилась уже на пенсии, но продолжала держать бразды управления в своих руках; постепенно сдавая дела в политике и хозяйствовании своему подрастающему поколению; превращая "государственность Украины" в разменную политическую монету; в выгодное вложение денег, в полностью "коррумпированном" ими пространстве; с налаженными связями; стремительными социальными лифтами. Чтоб спокойно отправиться на кладбище, унеся с собой в могилу многие конспирологические тайны, завербованных стукачей, которые нельзя поведать никому, как и многое из того, что не расскажешь внукам, по причинам связанным с вербовкой при помощи детородного члена почти всех колхозных одалисок. Оставалась надежда, что те сами сумеют воссоздать все это в своем настоящем, в том социальном прайде, в котором им предстоит утвердиться в качестве, таких же, успешных альфа-самцов. Эксклюзивные кадры из фильма про "Крестного отца", они давно уже переписывали на украинский манер.
Хоронить старого Бардака, съезжались сексоты со всего Козолупского района. Когда мелких колхозников увозили на возах, на которых они воровали в колхозе. В таком, финишном, скабрезном подходе, правда, окончательно выветривалось "величие их вклада в трудовой подвиг советского народа", к которому умерших причислили сексоты.
Село оставалось дожидаться в своей участи в формально свободной Украине.
90-е годы — время потрясений в селе. Искусственно нагнеталась атмосфера скорого возврата прежних порядков. Обычно этими делами занимались "вскрытые консервы" отживающего режима колхозного кормления — сек. соты ("секретные сотрудники" — славные труженики "пятого отдела" КГБ при “славном” их начальнике 5-го отдела КГБ, генерале-чекисте, Филлипе Денисовиче Бобкове).
Соксотами, очевидно, служили те, что некогда занимали "номенклатурные" должности. От директора школы до лесничего: каждый из них создавал разветвленную "агентурную сеть" из домочадцев, любовниц и всяко разных добровольных помощников, готовых поучаствовать в колхозных интригах.
Бачило подавал некоторые надежды в литературе, которой не существовало в публичной плоскости, поскольку литература могла существовать только в свободных формах, а таковых в аналлах СССР, попросту, не предусматривалось (убитая идеологией литература (как и журналистика) — называется пропагандой, — это для тех, кто этого не знал).
Литература при идеологии, теряет живую плоть — реальность. Тоталитаризм не терпел никаких признаков свободы, а тем более — свободы творчества. Все было заасфальтировано т. н. "социалистическим реализмом" — искусственно выведенной формой лжи: разбиты строгие идеологические клумбы и высажены искусственные цветы из лживых нарративов, на которых выхаживали ходульный тип "советского человека" — гомо советикус — существо невиданного исторического плана. Таким образом, Россия, спрятавшись под личину "СССР", под вывеской “социалистический реализм”, маскировала колониальную сущность режима, заселив на колонизируемые просторы, людей, самой холуйской модификации. На коих, она предоставляла жизнь в самых непритязательных формах социального выживания. На воспеваемых просторах: "Широка страна моя родная…от Москвы до самых до окраин… где так вольно дышит человек…", какие-то, заполошные зомби, потеряв свой внутренний мир, должны были готовиться до мировых войн и захватов новых территорий. СССР не прекращал войн, воспевая на словах: “мир во всем мире”.
Литературный талант, Шроо, никоим образом не вписывался в прокрустово ложе "социалистического реализма". Можно было создавать любые шедевры в своем творчестве, но в мире советской действительности он не мог проявиться. Он был лишен возможности получить высшее официальное образование (он не мог социализоваться возле сексота, поскольку для того его родители не представляли никакого значения, а без этого получить такое образование, и даже прописку в городе, чтоб получить примитивную работу на заводе, уже было проблематично). А, значит, поэт, не существовал и для колхозных миллионов. Эти рожденные, как социальный тип особенного человека, воспитанники "социалистического реализма", не признавали никаких "доморощенных гениев", будь у них хоть семь пядей во лбах. Он никому был не нужен в Советском Союзе; звать его здесь было — никак, — но и выпустить из страны, таких, никто не собирался. Они слыли никем, потому, что в ранг поэтов в Советском Союзе возводили только в специальном институте в Москве. Сексоты придумали подобным отщепенцам особенную роль: диссидентов. Специальные службы преследовали их с нескрываемым постоянством.
Однако, наш герой, числил себя поэтом и придумывал себе конспирологическое имя-ник: "Шроо".
Его воспринимали “Бачилом”, а он мнил сво персону: “Шроо”. У подобного оригинала, — нетрудно было догадаться, — не было никаких выпущенных в СССР поэтических сборников. Их, и не могло быть априори, а без оных, — "поэт Шроо" — мог считаться только в кавычках (без кавычек — он назывался соотечественниками “графоманом” Бачилом). Весь род Бачил, уходил в седую древность, хлеборобами. Пока не империя в 1914 году не пожелала разжиться новыми землями, Дарданеллами и Святой Софией в Константинополе (Стамбуле). А, потом, началась кровавая замять! Род, практически, перестал существовать.
Еще с юности, благодаря стараниям местных сексотских элит (кланов, как они стали себя величать в эпоху украинской независимости), Бачила начали протаскивать по всем знаковым для отщепенца местам: начиная со стройбата… Чтоб, только заглянув у его характеризующие документы (обычно следовавшие за ним строго по пятам, по секретным ("Первым") отделам, что существовали на любом советском производстве), ни у какого начальника не возникало никаких лишних вопросов относительно этой сумбурной личности. В его характеристики вносились всякие “тайные” знаки, читаемые только чиновниками этого отдела. Ими, как правило, была: взращенная комсомолом, будущая украинская элитка.
Никто из колхозников, воспитанным самым примитивным, советским образованием, и способным понимать лишь самые примитивные тексты, поэтом Бачило не обязан был считать. Поэты, те, кого признавали органы Советского Союза, печатались миллионными тиражами, а самые продвинутые из них — проживали в Москве, состоя в "колхозе", именуемом: "Союзом писателей (имени Максима Горького)". В украинском эквиваленте — "Спiлцi письменникiв (iменi Максима Рильского и Павла Тичини)". Все они служили в редакциях пропагандистского толка, продвигали идею "социалистического строительства" (украинский вариант — "шароварный" — бесконечный эпос о войне казаков с польской шляхтой).
Колхозникам, же, отличающимся особой узостью своего социального кругозора, внутренний мир, которых, формировался на весьма уродливых догмах советской пропаганды, воспитание начиналось еще со школьной скамьи. В них как бы впрыскивался идеологический яд: прославляющего романтику войн, а с этим, и, всевозможную, официальную ложь. В
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
