«5 мая. Получили приказ от командования подводным флотом, предписывающий всем субмаринам, находящимся в море, соблюдать перемирие начиная с восьми часов утра сегодняшнего дня. Согласно приказу, мы должны вернуться на базу. Я обсудил этот вопрос с рейхслейтером у него в каюте, и он сказал, что располагает приказом фюрера продолжать плавание как ни в чем не бывало, и спросил, не ставлю ли я этот приказ под сомнение. Я затруднился с ответом, тогда он предложил, чтобы я за один-два дня обдумал сложившееся положение.
8 мая 1945 года. Сегодня вечером мы получили по радио сообщение, которого я ждал. Безоговорочная капитуляция перед врагом. Германия потерпела сокрушительное поражение. Я снова встретился с рейхслейтером у него в каюте и во время беседы получил шифрованную телеграмму из Бергена, в которой мне предписывалось либо возвратиться, либо продолжать плавание согласно приказу. Ухватившись за эту фразу, рейхслейтер потребовал от меня беспрекословного подчинения, настояв на своем праве обратиться к экипажу по внутренней связи. Он назвал себя и посвятил меня в суть поручения, данного ему фюрером. Затем он подчеркнул, что в Германии никому из нас уже ничего не светит, а в Венесуэле нас ждут друзья. Те, кто хочет начать новую жизнь, начнут ее, а тем, кто хочет вернуться в Германию, будет предоставлена такая возможность. Спорить с его доводами было трудно, и в целом члены экипажа и офицеры согласились с ним.
12 мая 1945 года. Продолжали идти в южном направлении. Сегодня приняли общий для всех сигнал станции канадских ВМС в Нова-Скотия, предписывающий всем подводным лодкам, по-прежнему находящимся в море, сообщить свои точные координаты, всплыть на поверхность и поднять черный флаг. В случае неподчинения мы, видимо, обречем себя на то, что нас будут считать пиратами и атакуют при первой же возможности. Рейхслейтера это известие мало взволновало.
15 мая 1945 года. Шноркель — это, по сути, воздушный насос, торчащий над поверхностью воды, когда мы движемся на глубине, достаточной для того, чтобы пользоваться перископом. В этом случае передвижение лодки под водой может обеспечиваться за счет дизельных двигателей, а свои батареи мы можем не использовать. При применении этого прибора я столкнулся со значительными трудностями, поскольку, если на море стоит сильное волнение, а в этом отношении Атлантический океан — вне конкуренции, шарообразный кран закрывается. Когда это происходит, двигатели по-прежнему всасывают воздух, что немедленно приводит к резкому уменьшению давления внутри лодки и оборачивается колоссальными проблемами для экипажа. У троих наших людей лопнули барабанные перепонки, однако благодаря движению при помощи шноркеля становится труднее обнаружить нас с воздуха.
17 мая 1945 года. Мы уже настолько углубились в Атлантический океан, что, по-моему, риск обнаружения нашей лодки с воздуха сведен к минимуму. Поэтому с сегодняшнего дня я решил всплыть и идти в непогруженном состоянии. Мы пробиваемся как раз через ту часть Атлантики, где сильно штормит, нас все время окатывает водой, а шансы на то, что на этих широтах нам кто-то встретится, призрачны.
20 мая 1945 года. Большую часть плавания рейхслейтер не покидает своей каюты, выходя из нее только во время обеда с офицерами, а в остальное время предпочитая валяться на своей койке и читать. Сегодня он спросил, можно ли составить мне компанию, пока я буду осматривать горизонт. Он поднялся на мостик, обнесенный дополнительными заграждениями на случай плохой погоды, когда лодка прокладывала себе путь через волны высотой четыре-шесть метров, и остался очень доволен увиденным.
21 мая 1945 года. В высшей степени необычная выдалась ночь. К обеду рейхслейтер вышел, будучи в сильном подпитии. Позже он пригласил меня к себе в каюту, где достал из одного из своих чемоданов бутылку виски и настоял на том, чтобы я выпил с ним. Он пил без видимых затруднений, много разглагольствовал о фюрере и последних днях жизни обитателей бункера в Берлине. Когда я спросил, как ему удалось спастись бегством, он ответил мне, что выручил проспект Дружбы в Берлине, который стал взлетной полосой для легкого самолета. К тому времени он допил бутылку виски, достал из-под койки одну из спортивных сумок и открыл ее. Вытащив оттуда точно такой же, как у меня, алюминиевый чемоданчик капитана ВМС, он положил его на койку и, вынув новую бутылку виски, распечатал ее.
К тому времени он был уже сильно пьян и принялся рассказывать мне о своей последней встрече с фюрером, который возложил на него священную обязанность, заключавшуюся в том, чтобы обеспечить будущность Третьего рейха. По его словам, много лет назад силами СС была создана организация под названием „Одесса“, призванная в случае временного поражения помочь скрыться тем офицерам СС и других подразделений, которые необходимы для продолжения борьбы.
Затем он начал говорить о „Камараденверк“ („Дело товарищей“) — организации, созданной для пропаганды идей национал-социализма после войны. Сотни миллионов долларов были рассредоточены по банкам Швейцарии, Южной Америки и другим местам, а в каждой стране на самом высоком уровне у нас были друзья. Взяв алюминиевый чемоданчик с койки, он открыл его и достал папку. Он называл ее „Голубой книгой“. По его словам, в ней содержался список многих представителей английских аристократических кругов, многих членов английского парламента, тайно поддерживавших фюрера в тридцатые годы, и многих американцев. Затем он вынул лист бумаги из пухлого конверта и развернул его перед моими глазами. По его словам, это был Виндзорский протокол — секретное соглашение с фюрером, которое было подписано герцогом Виндзорским во время его пребывания в португальском городе Эштуриле в 1940 году, после того как пала Франция. В нем он соглашался взойти на английский престол после успешного германского вторжения. Я спросил, какую ценность может представлять этот документ и может ли он гарантировать его подлинность. Борман здорово рассердился и заявил мне, что в списке, приведенном в „Голубой книге“, фигурируют те, кто не остановится ни перед чем, чтобы избежать разоблачения, а его собственное будущее надежно обеспечено. Тогда я спросил, убежден ли он в этом. Он расхохотался и ответил, что слову английского джентльмена всегда можно доверять. К этому времени он был уже так пьян, что мне пришлось помочь ему добраться до койки. Он тут же уснул, а я внимательно изучил содержимое чемоданчика. Имена, упомянутые в „Голубой книге“, ни о чем мне не говорили, но на вид Виндзорский протокол выглядел достаточно правдоподобно. В чемоданчике больше ничего не было, за исключением перечня номерных банковских счетов и приказа фюрера. Закрыв чемоданчик, я засунул его под койку, где лежали остальные его вещи».
Добравшись до этого места, Бейкер оторвался от чтения, положил дневник, встал и подошел к окну в тот момент, когда вошел Гарт Трэверс.
— А вот и кофе, — сказал он. — Я подумал, мне лучше выйти, чтобы ты смог собраться с мыслями. Все прочитал?
— Только что прочел запись о том, что Борман рассказал ему 21 мая.
— Самое интересное еще впереди, старина. Я скоро вернусь. — Трэверс снова вышел.
«25 мая 1945 года. Пятьсот миль севернее Пуэрто-Рико. Я планирую через пролив Анегада, минуя Подветренные острова, выйти в Карибское море, а оттуда уже беспрепятственно достигнуть побережья Венесуэлы.
