Мне потребовалось все, чтобы поднять свой взор и встретиться с ее взглядом. Только когда я встретился с этими потрясающими глазами, я вышел из застывшего состояния.
— У меня для тебя кое-что есть, — заставил я себя сказать. — Я буду ждать тебя снаружи.
Одиннадцать слов — это все, что я успел произнести, прежде чем повернулся и выйти за дверь, не останавливаясь, пока она не захлопнулась за мной.
Ебать.
С придушенным стоном я понял, что это слово не только непристойно, но и грозит расколоть мой член при одной мысли о том, что он хочет заняться этим. — Ебать, — повторил я, и моя рука мгновенно опустилась, чтобы поправить член, который пульсировал под джинсами, словно злясь на то, что его не освободили для того, чего, как мы оба знали, я хотел.
Я прислонился к ледяной стене позади себя и вдруг понял, что она даже не пыталась спрятаться. Она просто стояла, не шевеля ни единым мускулом, и смотрела на меня — почти без страха.
Могло ли это означать… Хотела ли она, чтобы я остался?
Еще один стон вырвался при одной только мысли о том, что я могу быть с ней, и моя рука вернулась к члену и крепко сжала его через джинсы, прежде чем я кончил, как какой-то извращенный подглядывающий Том.
Почему она должна быть такой чертовски сексуальной? Я работал с сотнями женщин всех возрастов. У всех были подтянутые тела, поскольку сама профессия требовала от них физической подготовки. Все они были привлекательны, но ни одна из них не могла сравниться с той красавицей, которая стояла в комнате за стеной, к которой я прислонился.
С того момента, как я вместе с братом стал руководить бизнесом, я зарекся никогда не вступать в отношения с танцовщицами нашей компании. Трах с одной из них мог привести к такому количеству проблем, что даже не смешно, но сейчас это знание мне не помогало. Я никогда не испытывал такой сильной сексуальной химии, как сейчас, особенно с человеком, к которому я никогда даже не прикасался. В сочетании с той связью, которая, как мне казалось, между нами возникла, а также эмоциональной связью, которую я не мог объяснить, это подталкивало меня к новым уровням безрассудства.
Возьми себя в руки. Этого не должно произойти. Это же так просто.
— Привет, — раздался ее мягкий голос у меня за спиной, заставив меня подпрыгнуть, как ненормального. — Ты хотел поговорить со мной о чем-то? — спросила она гораздо вежливее, чем я того заслуживал.
— О, да… Я… — Черт, я начинал волноваться. Что, черт возьми, со мной происходит? Она и так должна была быть намного сильнее остальных из-за своего прошлого, и иметь дело с боссом, помешанным на похоти, было не тем, чего она заслуживала. — У меня для тебя есть кое-что, — сказал я, протягивая ей розовые туфли.
Она взяла их, и мы оба смотрели, как они крутятся на концах атласных завязок, за которые она их держала, как будто это был какой-то невероятный физический подвиг, а не простая гравитация. Я поднял глаза к ее лицу и увидел, как ее губы изогнулись в маленькой улыбке.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Я знаю, что мои немного потускнели…
— Нет, — сказал я, не желая, чтобы она подумала, что меня смутила ее обувь. — Я имею в виду, что это не имеет никакого отношения к этому. Я хотел сделать тебе подарок на память и… — Я пожал плечами, протягивая руку, чтобы остановить движение туфель. — Я знаю, что танцоры используют по несколько пар в год.
— Спасибо, Алек. Никогда еще никто не был так заботлив. Ты действительно не должен был этого делать. Я не заслуживаю…
— Перестань, — перебил я. — Я — мы — привели тебя в этот театр, чтобы ты помогала строить других людей. А не для того, чтобы издеваться на тобой.
Я смотрел, как она отпускает атласные завязки и поднимает руки, чтобы обнять меня за шею, и чувствовал, как впадаю в шок. Я не знал, как я могу находиться в этих объятиях, прижиматься к этой потрясающей груди и плоскому животу, знать, каким на самом деле было ее тело под одеждой, и при этом не взорваться. Меня уже переполняло гудящее вожделение, которое грозило развязать мне руки. Я не мог усугубить ситуацию.
Но отступать было уже поздно. Она сама направилась ко мне.
Мгновение казалось замедленным. Она прикоснулась ко мне, наполнив меня электрическим разрядом, подобного которому я еще не испытывал. Я опустил глаза и уже открыл губы, чтобы сказать ей "не за что", как вдруг заметил, что ее губы сжаты и она приближается, чтобы поцеловать меня в щеку.
Я не мог остановить это, даже если бы захотел, и, конечно, не хотел останавливаться. Я уже доказал, что я полный осел, так что зачем останавливаться сейчас? У меня было достаточно времени, чтобы взять в руки ее затылок и наклонить его, взяв все в свои руки. Вместо того, чтобы быстро прижаться к моей щеке, мои губы нежно прижались к ее губам. Я усилил давление, провел языком по ее губам, требуя, чтобы они раздвинулись настолько, чтобы мой язык проник в ее рот.
Забудьте о правилах.
Правила были для других — не для меня.
Не тогда, когда первый же вкус заставил меня жаждать большего. Страсть
побеждала всякий намек на сопротивление запретному. Я не мог сравниться с этой красавицей. Я притянул ее ближе к себе, и мой язык стал соперничать с ее языком.
Тихий скулеж заставил меня отстраниться настолько, что она смогла прошептать: — Я не должна.
— Я не должен. Мы не должны, — сказал я в знак согласия, но свободной рукой обхватил ее за талию, приподняв ее на носочки, а другой притянул ее ротик к своему.
Страсть умножилась, и я полностью потерял контроль над собой. Мощное вожделение взяло верх, и все рациональные мысли исчезли, когда мы целовались так, как я никогда не целовался раньше.
Я не знал, есть ли еще кто-нибудь в театре. Я не знал, войдет ли Юрий в любой момент. Мне было все равно. Я не мог сосредоточиться на реальности, когда мой язык был во рту Клары.
Разум кричал в моей голове, но я боролся с ним, прижимая Клару к своей груди. Если бы не то, как она прижалась ко мне, я был уверен, что она рухнула бы на землю. Ее дыхание стало моим, и наши сердца забились в одном ритме. Мы медленно сливались в единое
