– Да… разумеется. Но операция… – Он бросил на меня испуганный взгляд. – Любое хирургическое вмешательство всегда чревато опасностью, не так ли?
– Нет-нет, – бодро ответил я. – Операция совсем простая. Мы делаем их сотнями.
Обычная его корректность вдруг исчезла. До этих пор он казался человеком, столько повидавшим в жизни, что его безмятежность ничто не могло нарушить, и вдруг он весь как-то съежился. Некоторое время продолжал поглаживать кошечку, по обыкновению свернувшуюся у него на коленях, а потом потянулся за кожаным черным, с облупившимся золотым тиснением томом Шекспира, от которого его оторвал мой приход. Он заложил страницу ленточкой, закрыл книгу и аккуратно убрал ее на место.
– Право, не знаю, что и сказать, мистер Хэрриот.
Я ободряюще ему улыбнулся:
– Вы напрасно тревожитесь. Я настоятельно рекомендую сделать это. Я опишу вам ход операции, и вы сразу успокоитесь. Ну прямо-таки микрохирургия. Делается крохотный разрез, извлекаются яичники и матка, перевязывается культя, а затем…
Я прикусил язык. Мистер Айрсон закрыл глаза и так сильно качнулся вбок, что чуть не вывалился из кресла. Впрочем, хирургические подробности не впервые произвели совсем не тот эффект, который был мне нужен, и я тут же прибегнул к другой тактике: громко засмеялся и потрепал его по колену.
– Как видите, это сущий пустяк.
Он открыл глаза и испустил долгий дрожащий вздох.
– Да… да… полагаю, вы совершенно правы. Но дайте время подумать. Я был совсем к этому не готов.
– Как угодно. Эдди Карлесс, конечно, позвонит мне, если вы ему скажете. Но не откладывайте решение надолго.
Звонка, однако, не последовало, и меня это не удивило. Слишком уж в большой ужас пришел старик от моего предложения. И миновало больше месяца, прежде чем мы снова увиделись.
Я просунул голову между мешками. Он сидел в плетеном кресле и чистил картошку.
– А, мистер Хэрриот! Входите! Входите! – Мистер Айрсон посмотрел на меня с мрачной решимостью. – Садитесь, пожалуйста. Я очень рад, что вы заглянули. – Он вскинул голову и перевел дух. – Я намерен последовать вашему совету касательно Эмили. Сделайте ей операцию, когда вам будет удобно.
Однако его голос еле заметно дрожал. – Вот и чудесно! – ободряюще сказал я. – У меня в багажнике есть кошачья корзинка, так что я смогу забрать ее немедленно.
Кошечка прыгнула ко мне на колени, и я поторопился отвести глаза от расстроенного лица старика.
– Ну, Эмили, поедешь со мной… – начал я и умолк в нерешительности. Почудилось или ее бока заметно вздулись? – Ну-ка, ну-ка, – бормотал я, ощупывая пушистый живот, а потом посмотрел на хозяина Эмили. – Мне очень жаль, мистер Айрсон, но уже поздно. Она беременна.
Рот у него открылся, но он не сумел произнести ни слова. Потом судорожно сглотнул и спросил хриплым шепотом:
– Но… но что же нам делать?
– Да ничего. Не тревожьтесь. Она принесет котят, только и всего. А я подыщу желающих взять их. Все будет прекрасно! – Я вложил в свои слова максимум убедительности, но это не помогло.
– Так ведь, мистер Хэрриот, я ничего в таких вещах не понимаю! Мне страшно. Она же может умереть родами… Она же такая маленькая!
– Ну что вы! Этого не бойтесь. У кошек подобное случается крайне редко. Вот что: когда роды начнутся – будет это примерно через месяц, – попросите Эдди позвонить мне. Я приеду и послежу, чтобы все было нормально. Хорошо?
– Вы так добры! Мне очень неловко. Беда в том, что… что она так много для меня значит.
– Я знаю. Перестаньте тревожиться. Все будет в полном ажуре.
Мы выпили по чашечке чая, и, когда прощались, он уже успокоился.
Наконец в один ненастный вечер так и произошло. Я снова услышал голос милого старика.
– Мистер Хэрриот, я звоню вам с фермы. Эмили еще не… не разрешилась, но она… словно раздулась, весь день не вставала, дрожит и ничего не ест. Мне крайне неприятно беспокоить вас в такую отвратительную погоду, но я ничего в этих вещах не понимаю, а у нее вид… очень несчастный.
Мне все это не понравилось, но я постарался ответить небрежно:
– Пожалуй, я заскочу посмотреть ее, мистер Айрсон.
– Но все-таки… Вас это очень затруднит?
– Пустяки. Мне по дороге. Скоро буду у вас.
Когда сорок минут спустя я, спотыкаясь в темноте, добрался до юрты и раздвинул мешки, моему взору предстала почти фантасмагорическая сцена. Брезентовые стенки содрогались и прогибались под ударами ветра и дождевых струй. Тусклый дрожащий свет керосиновой лампы смутно ложился на Юджина в кресле. Он нежно поглаживал Эмили в корзине на полу.
Бедная кошечка раздулась почти в шар. Ее трудно было узнать. Я опустился на колени и провел ладонью по выпуклому животу. Кожа казалась растянутой до предела. Эмили была битком набита котятами и выглядела измученной, почти безжизненной. Тем не менее она тужилась и лизала влагалище.
Я посмотрел на старика:
– У вас не найдется горячей воды, мистер Айрсон?
– Конечно-конечно. Чайник только что вскипел.
Я намылил мизинец. Он только-только протиснулся в узенькое отверстие. Внутри я обнаружил, что шейка матки широко раскрыта, но до бесформенной массы за ней мизинец доставал с трудом. Только Богу было известно, сколько котят там застряло, но в одном сомневаться не приходилось: протиснуться наружу они никак не могли. Места для маневрирования не было вовсе. Помочь ей я не мог. Эмили повернула ко мне мордочку и жалобно мяукнула. Я с острой горечью осознал, что эта кошка исключение и погибает от родов.
– Мистер Айрсон, – сказал я, – мне придется сейчас же ее увезти.
– Увезти? – повторил он растерянным шепотом.
– Да. Необходимо сделать кесарево сечение. Выйти нормальным путем котята не в состоянии.
Он выпрямился в кресле и кивнул – оглушенно, не слишком понимая, о чем идет речь. Я ухватил корзинку вместе с Эмили и отпрянул во тьму. Но тут вспомнился растерянный взгляд старика. Я же совсем забыл о своей обязанности поддерживать в клиенте бодрость духа! Я опять сунул голову между мешками.
– Не беспокойтесь, мистер Айрсон. Все будет отлично.
Не беспокойтесь! Пустое утешение. Поставив корзинку с Эмили на заднее сиденье, я стиснул зубы. Меня терзало беспокойство, и я проклинал насмешницу-судьбу: после всех моих бодрых заверений, что для кошек роды пустяк, именно эти роды могут завершиться трагически. Сколько времени Эмили оставалась в таком положении? Разрыв матки? Сепсис? В мозгу вихрем проносились самые мрачные прогнозы. И почему, почему именно этого одинокого старика поджидает такое горе?
В деревне я остановился у телефонной будки и позвонил Зигфриду.
– Я только что уехал от Юджина Айрсона. Вы не могли бы подъехать помочь? Кесарево сечение у кошки. И откладывать нельзя. Простите, что порчу вам свободный вечер.
