толкает его в пламя, стискивая зубы, пока оно обжигает его руку и запястье. Боль почти невыносима. Почти. Он держит руку как можно неподвижнее, позволяя огню делать все возможное. Он чувствует, как горит его плоть, и боль становится мучительной. И все же он не шевелит рукой. Все его тело дрожит, но он держит ее в огне, наблюдая, как она горит, и ощущая каждое мгновение.
Это напоминает ему о смерти, о джунглях. Она напоминает ему об убийстве, о том, каково это - убивать. Что значит умереть, убивая, и что одно никогда не может быть свободным от другого.
Он отдергивает кулак от огня и делает выпад вперед, другой рукой включая кран. Коробка шипит и быстро гаснет, а из раковины через всю кухню в комнату вырывается небольшое облачко черного дыма.
Гордон берет с барной стойки полотенце, мочит его под краном и обматывает им искалеченную руку. Зубами он начинает наматывать ленту. Хорошей рукой он начинает обматывать полотенце, чтобы зафиксировать его на месте. Он обматывает ее снова и снова, делая это как можно туже. Это усиливает боль, но он продолжает, пока не получается что-то вроде перчатки или гипса; затем он идет в другую комнату, чтобы открыть окно, пока не сработали датчики дыма.
Боль становится ослепляющей, превращаясь в другой вид агонии - жгучую и прокатывающуюся, пульсирующую от обожженного участка до локтя и верхней части руки. Это так ужасно, что он уверен, что потеряет сознание. Но не теряет.
Он добирается до двойных окон, выходящих на улицу, откидывает штору на одном из них и с силой распахивает окно. Он прижимается к подоконнику, и его зрение затуманивается, когда дождь заливает квартиру, брызгая ему в лицо и на шею. Несмотря на холод, он обильно потеет, а его сердце колотится так быстро, что остается только надеяться, что он на пути к инфаркту или инсульту.
Но тут его внимание привлекают голоса на улице.
Трое подростков, которые ранее напали на бездомного, стоят под навесом углового магазина, смеются и курят сигареты. Они громко разговаривали друг с другом, стараясь быть услышанными из-за ветра и дождя.
Начинает звонить телефон. Он не обращает на него внимания, закрывает окно и натягивает плащ и шляпу. Он снова смотрит на телефон и решает ответить. Он уже знает, кто это.
"Алло".
"Гордо, Христос на кресте, я весь день пытаюсь до тебя дозвониться".
"Что тебе нужно, Гарри?"
"Чего я хочу?"
"Да. Чего ты хочешь?"
"С тобой все в порядке?"
Мгновенно отвлекшись на боль, Гордон не отвечает.
"Гордо? Ты здесь?"
"Я здесь".
"Ты в порядке?"
"Нет".
"Поговори со мной".
"Мне нужно идти, Гарри".
"Уходить? Куда? Уже стемнело, и на улице гроза. Ты опять обкурился, чертов дурак?"
"Все смешалось, Гарри. Все бежит вместе, и я... Я не могу вспомнить их по отдельности, одно без другого, я... Я потерял представление о том, где заканчивается одно воспоминание и начинается другое".
"Ладно, слушай, ты - ты останешься там и поставишь кофе, слышишь меня? Я поймаю такси и приеду через..."
"Меня здесь не будет, Гарри".
"Я уже иду".
"Мне жаль", - говорит Гордон.
"Не извиняйся, просто останься".
"До свидания".
"Ты, упрямый сукин сын, может, послушаешь хоть минуту?"
"До свидания, Гарри. Спасибо, что был моим другом". Он неловко прочищает горло. "Я знаю, что не всегда был твоим лучшим другом, но..."
"Ерунда. Ты мой лучший друг, и всегда им был".
"Я больше не могу бежать, Гарри".
"Все в порядке", - настаивает Гарри. "Мы посидим, поговорим, выпьем кофе - пару стаканчиков, если хочешь, - и решим, что делать, хорошо? Позволь мне помочь тебе, Гордо. Все будет хорошо, если ты просто позволишь мне помочь тебе".
Он уже слышал эти слова. Даже когда Гордон кладет трубку, он слышит, как Гарри кричит ему, чтобы он оставался на месте.
Гордон возвращается к окну и видит, что ребята все еще там.
Они закончат то, что начала Боль. Они освободят его.
Эта ночь и все ее демоны освободят его.
7.
В фильме, проходящем через его сознание, тело Гордона молодое и сильное. Он бежит трусцой по пустынному пляжу, катая Кэти на спине. Уже поздно, и в ясном ночном небе ярко светит полная луна. Распив бутылку вина в своем бунгало, они вышли на песок, чтобы побыть глупыми и романтичными, как это часто делают молодые пары. Гордон бежит до тех пор, пока не перестает бежать, и наконец опускается на колени в мокрый песок у самой кромки воды. Перевернувшись на бок, он осторожно опускает Кэти на более сухой песок неподалеку. Они не понимают, что это единственный большой отпуск в их жизни. Его работа на мебельной фабрике и ее - секретаршей в стоматологическом кабинете не позволят совершить экстравагантную поездку на Багамы. Но они запомнят эту поездку и будут лелеять ее вечно. Это время до того, как счета станут такими большими, время, когда у них не будет никаких забот, время, когда они оба молоды, здоровы и безумно влюблены. Живы. Они живы. И никогда больше не будут такими живыми.
Гордон придвигается к ней ближе и целует ее. "Однажды, - говорит он ей, - мы состаримся вместе, и я верну тебя сюда, на этот остров, на этот пляж, и мы сделаем все заново".
"Я надеюсь на это, любимый", - шепчет она.
Он сжимает ее лицо в своих ладонях, но оно медленно начинает распадаться, рассыпаясь на глазах. Она ушла, и он остался один, а вода плещется у его ног, набегая с океана...
Песок превращается в дождь, и, выйдя на улицу, Гордон видит подростков, все еще сгрудившихся под навесом углового магазина. Засунув руки в карманы плаща, он отступает в тень рядом со своим зданием и некоторое время наблюдает за улицей.
"Эй, Джи, что ты делаешь здесь под дождем?"
Гордон поворачивается направо. Молодой человек, у которого он покупает марихуану, стоит в глубине переулка в нескольких ярдах от него. Одетый в куртку "Нью-Йорк Никс" и джинсы, низко сидящие на бедрах, с бейсболкой, повернутой набок, он изо всех сил укрывается от дождя в дверном проеме прямо в переулке.
"Хочешь покурить?"
"Нет", - говорит ему Гордон.
"Тогда куда ты идешь? После наступления темноты здесь небезопасно, ты же знаешь".
Гордон оглядывается на ребят на углу.
"Ты тоже не должен иметь с ними ничего общего", - говорит ему дилер. "Держись от них подальше, слышишь? Из-за этих придурков бедный старый бездомный
