Он оглянулся на каменную стену напротив окон за ширмой берез, которые возвышались над ней темной грудой. В три шага пересек полосу жесткой травы между стеной и дорогой, заглянул в полумрак за стеной. Что-то было брошено под деревьями, осталось там после бегства стрелка.
Перескочив через стену, Дик, совершенно забыв об отпечатках пальцев, схватил этот предмет. Магазинная винтовка с затвором 22-го калибра, «Винчестер-61». Несомненно, то самое, что он ожидал найти.
После того как вчера днем Лесли Грант вернула это ружье майору Прайсу, его украли из тира. По словам лорда Эша.
— Не надо! — крикнула Синтия Дрю.
— Чего не надо?
— Не смотри так!
Впрочем, на лице Дика не было ни испуга, ни ужаса. На нем сияло какое-то безумное триумфально-победное выражение. Ибо, кто бы ружье ни украл, Лесли Грант из него сейчас выстрелить не могла.
Он сам, Дик Маркем, находился с ней рядом все время после «несчастного случая», отвез ее домой, провел с ней несколько часов. Она ружья не брала. Он готов не только заявить об этом под присягой: просто знал — это чистая правда.
Бросив на землю ружье. Дик перелез через стену обратно. По крайней мере, Лесли к этому не причастна. Он практически не видел и не слышал Синтию, говорившую что-то, чего он потом не мог вспомнить. И побежал к коттеджу сэра Харви.
Никакой ограды вокруг сада перед домом не было. Нестриженая трава пружинила под ногами. А день будет жаркий: земля, покрытая паутиной росы, дышала влажным теплом, над фруктовыми деревьями кружили осы, от коттеджа пахло старым деревом и камнем. Дик подошел к пробитому пулей окну, прижался носом к грязному стеклу.
Потом, загородив глаза ладонями, как щитком, пристальнее всмотрелся.
В пыльном свете лампы, тусклом по сравнению с разгоравшимся днем, фигурка патолога неподвижно сидела перед большим столом. В профиль было видно лицо с обвисшими щеками, с полуоткрытыми глазами. Дик Маркем не сомневался, что смотрит на мертвеца. Только что-то тут было не так, очень даже не так…
— Дик, — шепнул голос Синтии у него за плечом, — эта пуля в него не попала.
И правда.
У дальней стены комнаты, прямо на которую они смотрели в окно, стоял кирпичный камин, отделанный накладным латунным орнаментом. Над ним висела большая красочная гравюра с изображением какого-то эпизода битвы при Ватерлоо. Ружейная пуля, пробив окно, пролетела над головой сэра Харви, разнесла нижний угол картины, который теперь висел, оторванный, и ушла в стену. Но человека она не задела.
В голосе Синтии прозвучала настойчивость, изумление, облегчение. Дик на нее оглянулся:
— Тогда что, черт побери, стряслось с этим типом?
— Не знаю.
— Сэр Харви! — крикнул Дик, придвигаясь поближе к окну. — Сэр Харви Гилмен!
Ответа не было.
Он заглянул в другое окно. Осмотрел одно и второе. Подоконники в довольно низком коттедже располагались чуть выше его груди. Окна были обычными, подъемными, закрывавшимися изнутри на металлические шпингалеты. Дик поставил на подоконник колено, ухватился руками за рамы с обеих сторон, подтянулся, заглянул, увидев сквозь стекло, что оба окна заперты изнутри.
В памяти шевельнулось очень дурное воспоминание.
— Обожди тут минуточку, — велел он Синтии.
Поспешив к парадной двери над двумя каменными ступенями, он обнаружил, что она не заперта и засов не задвинут. Он открыл дверь, шагнул в маленький современный холл, который помнил со вчерашнего вечера.
Слева, помнил также Дик, дверь в гостиную. Если сейчас ее распахнуть, он войдет в комнату со спины сидящей за столом неподвижной фигуры. Но эта дверь не открывалась, хотя он лихорадочно крутил и дергал ручку. Она была заперта изнутри.
Он снова вылетел в сад перед домом, где Синтия по-прежнему заглядывала в окна.
— Знаешь, — заявила она, — в нем что-то ужасно странное. Лицо, кажется, необычного цвета. Синеватого? Или это от освещения? И что-то на губах: пена? И… Дик, ради бога, что ты делаешь?
Смутно соображая, что пулевое отверстие понадобится следствию, Дик не тронул правое окно, а направился к другому. Поднял с неухоженной травы кусок кирпича и с грохотом швырнул в окно; со звоном посыпались осколки.
В утреннем воздухе из душной комнаты очень отчетливо повеяло слабым, но ощутимым запахом горького миндаля. Запах волной донесся до них. Синтия сзади схватила Дика за руку.
— Пахнет… как лак для ногтей, — заметила она. — Что это?
— Синильная кислота.
Дик сунул руку в разбитое окно, открыл шпингалет, поднял раму. Потом влез на подоконник, спрыгнул в комнату на осколки стекла.
Теперь запах горького миндаля чувствовался явственней. Потребовались некоторые усилия, чтобы приблизиться и прикоснуться к телу, но Дик справился с этим. Мужчина, известный ему как сэр Харви Гилмен, умер лишь несколько минут назад, тело оставалось почти совсем теплым. По-прежнему одетый в пижаму и халат, он прямо сидел в мягком кресле с бархатной обивкой, только голова склонилась на грудь, руки удобно уложены на подлокотники кресла. Но посиневшее от цианоза лицо, пена от отравления синильной кислотой, полуоткрытые глаза с ужасающей определенностью свидетельствовали о смерти.
Дик взглянул на дверь, ведущую в холл. Лихорадочно бросился к ней, осмотрел. Ключ повернут в замке, маленькая щеколда плотно задвинута изнутри. Кроме двери, попасть в комнату можно только через два окна, в одном из которых теперь было разбито нижнее стекло, а в другом, на несколько дюймов ниже перекладины между подъемными рамами, зияло пулевое отверстие. Но нет никаких сомнений — Дик может присягнуть, даже если полиция не поверит, что оба окна тоже были заперты изнутри.
— А ведь, — вслух вымолвил Дик, — он утверждал, будто с ним нечто подобное вряд ли случится.
Только тут он еще кое-что заметил.
В свете висячей лампы что-то слабо блеснуло чуть выше пола за мягким креслом: крошечный шприц для инъекций, тоненькая стеклянная трубка с никелированным поршнем. Он упал возле кресла, как будто бы выскользнув из ослабевших пальцев мертвеца, и игла вонзилась в ковер. Это был последний штрих, довершавший жуткую картину; запах синильной кислоты, казалось, все сильнее сгущался в душной комнате, а за окнами в полную силу разливался день.
Очередное самоубийство.
Глава 8
Дик стоял возле двери, пытаясь упорядочить бессвязные мысли, когда услышал, как что-то царапнуло окно. Синтия с ловким проворством влезла в комнату и легонько, как кошка, спрыгнула на битое стекло.
Выражение ее лица было сдержанным, но встревоженным — можно сказать, больше за Дика Маркема, чем за согбенную фигуру в кресле.
— Ужас! — заключила она, потом, как бы признав свои слова слишком слабыми, ровным утвердительным тоном добавила: — Просто ужас! — И продолжила: — Ты говоришь, синильная кислота, Дик? Синильная кислота — это яд, да?
