А чего он хромает?
— Хах, занятная история… китов когда били, один криворукий лесовик с броском промахнулся и варяга за ногу поймал. Гарпун в кости застрял, Улеб сдуру острие свернул, как и шею охотничка того, да кусок в ноге остался. Вылечить-то вылечили и лишнее достали, вот только когда подвижность полностью вернется — не ясно.
— Не мудрено Шатуна с китом спутать! Ну, за скорейшее выздоровление! — Хаук отсалютовал рогом, а проходящий мимо Улеб, кисло улыбнулся.
— Когда конунг наш отплывает? — напрямик спросил отец.
— Через две седмицы. Готов будешь?
— Соберусь пока лучина тлеет! Драккары уже на воде, отплывем вместе, чего тянуть.
— Значит решено! Выплывем завтра?
— Да, воздадим жертвы богам перед походом, сделаем это сегодня и на рассвете в путь. — провозгласил Синдри и поднялся из-за стола. — Орм, пусть к вечеру приведут молодого бычка! — сказал он хольду.
Потом начались сборы. Появление Хаука не было неожиданностью, и большая часть всех приготовлений уже завершилась. Осталось загрузить провизию на драккары и рассадить людей. Отправляться решили на трех кораблях по тридцать-сорок человек на каждом. Численность войска отца составляла почти двенадцать десятков бойцов. Но часть из них было решено оставить в крепости, включая и Улеба, чему я был несказанно рад, хороший мужик этот варяг! Он, конечно, долго возмущался, но ярл своё слово сказал, и Шатуну осталось только сетовать на судьбу. У всех остальных было прекрасное настроение, лица хирдманов лучились от предвкушения драки и будущих богатств, только отец оставался серьезен.
Солнце с неумолимой скоростью опустилось до горизонта. На заснеженном лугу перед деревянными истуканами трещал большой костер, запуская в небо искры и мрачно освещая лики идолов. Ветер танцевал в пламени, раздувая его в красные знамена предстоящего похода. Огонь играл в глазах отца, но лишь те, кто знал его по-настоящему, понимали, что это отражение пожара, бушующего у него в душе. Тяжелая поступь быка, ведомого Сигрун, коснулась слуха собравшихся на капище людей. Они образовали коридор, по которому вельва провела вола в руки Синдри. Его ладонь схватила узду быка, притянув голову животного вровень со своей. Их взгляды встретились, и отец резким движением погрузил нож в шею животного, которое так и продолжило смотреть на Синдри, как будто не замечая последних секунд жизни. Клинок выпорхнул и вслед за ним алый веер горячей крови окропил белый снег перед истуканами. В следующее мгновение рубиновый фонтан наполнил подставленный к шее быка сосуд. Розовый пар закурился перед вождем и его голос разорвал тишину: «Внемлите Боги! Синдри, сын Стейна взывает к вам! Не отводите своего взгляда и память об этом походе будет греметь вечность в чертогах Вальгаллы!» его голос упал, а вместе с ним и подкосившееся тело быка. Синдри прислонил огромную чашу к кривым губам идола, и в его внутренностях забурлил багровый поток. Так каждый из истуканов отпил жизнь принесенной жертвы, которая каплями проступала из их деревянных тел. Обряд был завершён и под восторженный вой жителей Осло, подошел к концу и день. Лишь Сигрун осталась среди капища древних богов, пустыми глазами глядя в пламя…
Глава 19
Рассветное солнце мягко заиграло на барашках морских волн, бьющих о берег. Зимний снег искрил сотнями бликов, не сдаваясь перед теплом весеннего светила, хотя уже тут и там слышалось легкое журчание ручейков. На гавани было шумно, громкий смех и разговоры о предстоящем вике пропитали атмосферу этого утра. Отец отдал последние указания перед отплытием и подошел к нам с матерью.
— Возьмешь дренгом вождь? — с улыбкой спросил я.
— Ха-ха! Может мне еще и хевдингом тебя сделать?! Ох, сын, твое время придет, не торопи норн плести нить судьбы… Ладно, в следующий раз возьму с собой, но к этому времени научись быть полезным хирду, вязать канаты, выбирать доски для драккара, Улеб научит! — заверил Синдри.
— Здорово, отец! Возвращайся скорее! — невозможно было описать мою радость, мысль о том, что скоро я увижу мир и узнаю, чем живут другие люди, взбудоражила меня. Теплая улыбка отца, смягчила его лицо. Он посмотрел на Асвейг и бесы пробежали в его хитром взгляде, наклонившись, Синдри прошептал ей что-то на ухо, отчего мать тут-же покрылась румянцем. Эта картина глубоко врезалась мне в память, потому как я уже успел забыть, что мои родители еще совсем молоды. Было приятно видеть их такими, хоть на мгновение, но беззаботными и легкомысленными. Но и этот счастливый миг подошел к концу.
— Хаук! Мы готовы к отплытию! — прокричал отец Харброку. Легким движением Синдри перемахнул с причала на борт морского змея, вслед за ним пара хирдманов сбросила сходни, и драккар мягко отдалился от берега.
— Ну так чего же мы ждем, ярл! Скорее начнем — больше добычи возьмем! — смехом отозвался Хаук и небольшая флотилия неспешно направилась в сторону Севера к вотчине конунга Харальда.
Гребни, поднятых драккарами волн зашуршали о берег. Фигура отца все сильнее удалялась от глаз, и когда прощальный взмах руки уже был еле различим, тугие паруса кораблей спустились с их мачт. Подхватываемые ветром драккары вскоре затерялись на линии горизонта, жители Осло уже давно побрели заниматься своими делами, их жизнь мало зависела от держателя власти на этой земле.
— Пойдем в дом, сын. Отец отправился развлекаться, оставив на нас много дел. — мягко улыбнувшись, сказала Асвейг.
— Все веселье опять себе забрал наш ярл. Забери Навь того дикаря, который попал мне в ногу! — прошипел сквозь зубы Улеб.
— Ты бы сказал спасибо своему Перуну, что парень в ногу метнул, бегать-то ты скоро начнешь, а вот медвежат себе завести мог бы и не суметь! — мне доставлял удовольствие вид этого психующего гиганта.
— Ты, княжич! Ух, батько попросил в ученье твоем строже быть… ох и заскулишь у меня, волчонок! — красные щеки варяга тряслись от злости.
— Вот и пойдем проверим, а то весь плащ слюной забрызгал, медведь колченогий…
Глава 20
Буйная весенняя трава тут и там пробивалась из промерзшей земли. Кошка вельвы нежилась в пятне солнечного света, падающего на пол длинного дома. Серебристые усы мерно вибрировали в такт дыханию, но как только я переступил порог основного зала, узкий росчерк зрачков прорезал золотые глаза, уставившись на меня. «Всегда на страже, Йормунда?» — Сигрун сказала, что дала ей имя в честь Мирового Змея, который перевоплотился в великанскую кошку и был одним из испытаний для Тора[38]. Она мерно потянулась, выставив длинные лапы перед собой, широкий зевок распахнувший пасть оголил внушительные клыки и свернутой трубочкой язык: «Рр-мяу?»
