наставления, но Роман уже ничего не слышал — перед ним лежала дорога в новую и очень интересную жизнь.
Ничего не зная о знакомстве с Матвеем, сын все испытания принимал за чистую монету — сдавал историю и физподготовку, писал сочинение, дежурил по лагерю.
Я ездила за Волгу каждый день. Перебиралась с водителем на пароме, весь день снующим между берегами, затем немного по пыльной сельской дороге — вот и лагерь Высшей следственной школы. Вокруг было людно: некоторе иногородние родственники абитуриентов даже разбили палатки под вековыми дубами — болели за своих чад и заодно отдыхали, другие, как и я приезжали на машинах и ходили вокруг толпами, пытаясь углядеть своё сокровище. Мамашки и папашки толклись у забора, сыночки же, как обезьяны в зоопарке, висели с другой стороны гроздьями. Один толстый мент — майор — возмущался:
— Вот гады! Поставили моему сыну трояк по истории!
Приехавший с ним капитан смеялся вполне откровенно:
— Твоему для поступления хватит и трояка, пятерки раздали другим!
А мой Роман, восседая на пресловутом заборе, во всеуслышание заявил:
— Мама, сегодня сдавали последний экзамен — историю.
— И что?
— Я не отвечал на пятерку, а мне ее поставили! — у стоящих рядом родителей уши сразу стали перпендикулярными. Я оторопела, и, спасая положение, поспешно потребовала:
— Ну-ка говори, какие были вопросы?
— Первый вопрос — итоги Сталинградской битвы.
— Что ты отвечал? — сын стал распространяться об итогах битвы, а я кивала — мол, правильная пятерка! — не знаю, было ли там действительно все правильно, но родители потеряли к нам всякий интерес и повернулись к своим чадам.
…Откуда им было знать, что вчера вечером заместитель начальника — то есть мой приятель Матвей, появился в лагере, чтобы напомнить членам приемной комиссии, какую оценку надо поставить на экзамене по истории моему сыну…
Но вот настал долгожданный день. Родителей запустили на территорию лагеря, я стояла у стенда со списком поступивших, трогала пальцем свою фамилию с инициалами «Р. И» — то есть Роман Игоревич, и хотела петь да плясать от радости. Ура! Мы поступили!
Попав в «Слежку», вылететь из нее уже невозможно — ну не выгоняют оттуда деток, что бы они ни вытворяли. Жизнь у слушателей — так называют наших студентов — веселая и бурная. Представьте себе казарму, в которой собрано двадцать молодых «жеребцов» — у каждого ежедневно случаются какие-то приключения, в том числе и любовные, прибавьте сюда щенячий восторг юности, отсутствие всяких проблем и радость поступления в самый престижный ВУЗ города — и вы поймете все.
К процессу обучения семья привлекалась в обязательном порядке. Когда Роман писал курсовые работы, мы «сдавали» отпечатки пальцев, следы обуви и образцы почерка — даже учились создавать подробный словесный портрет преступника.
А после первого дежурства по казарме возмущению сыночка не было предела:
— Мама, найди плотника, пусть сколотит «тумбочку». Потом купи топор — я приду в увольнение и порублю, порублю, порублю её в мелкие щепки! — просит он, впервые отстояв «на тумбочке» два часа…
Первый год все — и «городские» в том числе жили в казарме.
— Мама, я хочу ночевать дома! — канючил ребенок, но я не видела в происходящем ничего страшного и к Матвею с этим вопросом не обращалась. А сын почти каждую ночь прибегал в самоволки — переночевать в своей кроватке. Однажды, при проверке наличия учащихся после отбоя, факт отсутствия Романа обнаружился. Звонок куратора курса экспертов-криминалистов прозвучал часа в два ночи:
— Вашего сына нет в казарме!
— Куда же он у вас делся? Поднимайте слушателей, ищите моего ребенка! — нагло советую ему, уверенная в своей полной безнаказанности — с такой-то генеральской «крышей» — Матвей ведь уже в новом звании! Мало того, он начальник Вышки.
Внимая сыновнему нытью, все же обращаюсь к Матвею:
— Отпусти Рому — он очень хочет ночевать дома.
— А что ты раньше молчала? — удивился тот, — Не переживай, сегодня же дам команду!
Звонок генерала воспитателю Ромкиного курса сына ошарашил:
— Мама, — удивлялся он, явившись вечером домой уже легально, — что, я не сам поступил? Моя «крыша» — сам начальник, сам генерал?
— Сыночек, подозреваю, это элитное заведение создали исключительно для ментовских детей, к коим ты не относишься. Вас учат, одевают с ног до головы, да еще и стипендию дают — очень редкое в наше непростое время явление. Ничуть не сомневаясь в твоих способностях, все же спрошу — поступил бы ты сам, не будь у меня такого знакомства?
В детстве Ромка был голенастым и нескладным гадким утенком — теперь же становился красавцем — рослый, зеленоглазый и такой уютный, что ли? Домашний и родной — прибаутки так и сыпятся.
Ира, провожая брата на гулянку, проверяет его наряд. Лезет в непонятно чем набитые карманы, строго спрашивает:
— Что у тебя там понапихано!?
— Деньги, семечки, значки — для девчат! — смеется тот, отправляясь во двор к приятелям.
Там, напротив арки, выходящей на шумный проспект имени Ленина, стоит длинная лавка. У ребят она называется «смотровая» — то есть сидя на ней можно было видеть все, что происходит на проспекте. Вот стоящий у дома мой киоск, куда сын ныряет за сигаретами, пивом, чипсами, жвачками и т. д. Пустые бутылки ребята однажды «построили» по всему тротуару — поперек, потом вдоль, потом в обратную сторону. Я, конечно, отругала Ромку за такое безобразие, но втихаря смеялась дня два.
Мой маленький внук Артем — Иринкин сын, ходит в детский сад в нашем же дворе.
Утром на легковой машине, загруженной товаром под завязку, еду к своему киоску мимо детского сада, где в это время гуляет малышовская группа.
— Вика, Вика, ты когда меня заберешь? — повиснув на заборе вопит на весь двор внучек. Выхожу из машины, сую ему жвачку:
— Подожди, сейчас разгрузимся и поедем на дачу. Хочешь?
— Очень! — радуется пятилетний Артем.
Выгрузив пиво, шоколадки да пепси-колу, забираю малыша из садика и отправляемся с водителем на дачу. День удался!
Частенько Артем с приятелями сбегает от воспитательницы — а чего там? Три шага — и другарики у моего киоска. Артем подходит к окошку, задирает голову и как культурный ребенок вежливо просит продавщицу:
— Тетя Оля, дайте мне, пожалуйста, сникерс.
— И еще дайте… — поворачивается к дружкам, выглядывающим из-за угла киоска, и громко шепчет:
— Тебе, Санек, что взять? Пепси-колу? А Димке? Жвачку?
Вечером «тетя Оля» предъявляет мне список Артемских поборов …
* * *
Время — вещь необычайно длинная, –
Были времена — прошли…
С генералом Матвеем, воли своим чувствам старалась не давать,
