С трудом сглатываю и шумно втягиваю воздух. Чарушин тоже. Размыкая губы, производит несколько коротких вдохов-выдохов. А потом проходится по ним языком и резко стискивает челюсти.
Я моргаю. Внизу живота становится больно и горячо. Перераспределяя эти ощущения, напрягаюсь всем телом и еще сильнее сжимаю кулаки. Раню себя ногтями, но и это не отвлекает.
– Ты собираешься отвечать? – одна из идеальных бровей этого дьявола надменно приподнимается. Красивые губы скашивает кривоватая ухмылка. – Ты вообще как, слышишь меня? Повторить?
– Мне нельзя с тобой разговаривать.
– И почему же? – спрашивает он, прежде чем я готова дать ответ.
«Никто не увидит…»
– Мои сестры… – выдыхаю я.
Сама себя не слышу. Но Чарушин каким-то образом улавливает смысл. Скашивает взгляд к тому месту, где сидят настороженные девочки. Они давно побросали свои занятия и выглядят сейчас очень испуганными.
– Привет, – им он улыбается как-то иначе.
У меня даже сердце екает, когда я это вижу. Ну, или как назвать, когда вполне здоровую четырехкамерную мышцу пронизывает стрелой? Опуская взгляд, мотаю головой. А Чарушин тем временем отходит.
Направляется прямо к девочкам. Те, подобно мне, едва дышат, когда он приседает и упирается одним коленом в плед.
– Я – Артем. Тренер Лизы, – клевещет дьявол и даже не краснеет.
– Тот, который накричал на нее и пригрозил отчислить из академии? – простодушно уточняет Стефа.
Чарушин смеется и мотает головой. А у меня по телу будто электричество пробегает. Ищет выход. Да только его нет. Проносится по кругу и, в конечном итоге, разряжается в той же несчастной сердечной мышце.
– Нет, другой. Я здесь, чтобы помочь вашей сестре.
– Научить ее играть? – протягивает Уля. – Это бесполезно, – шепчет, как всегда, искренне. А потом, спохватываясь, с сожалением смотрит на меня. – Извини.
Чарушин снова смеется. И снова этот звук внутри меня отзывается и учиняет беспредел.
– Нет, не бесполезно, если за дело берется профессионал, – самоуверенно заявляет он девочкам.
Я презрительно морщусь. И вдруг ловлю себя на мысли, что неискренне это делаю. Напоказ. Впрочем, Чарушина не задевает. Зря с этим лукавством грех на душу взяла.
– Так ты ей поможешь? – вздыхает Стефа с восхищением.
– Да. Только об этом никто не должен знать. Вообще никто.
Ну… Демон!
– Почему? – спрашивает Уля.
– Если кто-то узнает, у меня будут проблемы. Вы же этого не хотите?
– Нет, – выговаривают девочки почти в унисон.
Я сердито вздыхаю.
– Так, хватит, – высекаю и быстро иду к ним. Но едва Чарушин выпрямляется, резко теряю всю решительность. Он снова весь мир заслоняет. Дьявол! – Уходи сейчас же! Не… Не… Не надо так делать!
– Как?
А я ведь не могу объяснить, что имела в виду.
– Так!
Чарушин смеется. И я бы повелась на эту эмоцию, если бы его глаза не горели пороком.
Боже…
Кого я обманываю? Все равно ведь ежусь, словно после мороза под солнце ступила. Кожу стягивает дрожью, и демон это, похоже, замечает.
К счастью, мне плевать, что он думает!
И снова я ловлю себя на лжи!
Боже…
Он меня своим взглядом сжигает дотла. Медленно скользит им по губам, шее… груди… Обратный путь гораздо быстрее преодолевает.
Впивается в глаза.
Черты лица заостряются. Ноздри жестко раздуваются на вдохе. Ресницы заторможенно и вместе с тем гипнотически трепещут.
Разве может быть темнота такой горячей?
Вновь мне не хватает воздуха. Снова сокращаются до боли мышцы.
– Возьми мяч, – приказывает таким тоном, словно и правда имеет надо мной какую-то власть. – И подойди к штрафной линии.
– Что ты делаешь? – выпаливаю, едва сдерживая раздражение.
– Помогаю тебе, очевидно же.
– Я не просила!
– Да. И я знаю, почему.
– Не надо… – выдыхаю и прерываюсь. Судорожно втягиваю воздух. – Какими бы ни были твои мотивы, я против.
– Да я правда просто помочь тебе хочу, – разводит руками.
Такой «честный», аж на слезу пробивает!
– А я сказала, чтобы ты уходил, – повторяю достаточно нервно. – Знаешь… Нельзя насильно причинять… Даже добро!
Чарушин упирает руки в бока. Закусывая губы, яростно тянет воздух.
– Нет, не знаю.
– Тогда…
Закончить не успеваю. Он вдруг шагает ко мне, и я, естественно, забываю слова и предназначение языка.
– Если хочешь, чтобы я ушел, сыграем, – выдвигает безапелляционно.
Ответа не дожидается. Пока я напряженно перевариваю все те эмоции, которые ему по каким-то проклятым причинам так легко удается во мне вызывать, сам идет за мячом. Подхватывая тот, сразу же возвращается. А я ведь даже не успела восстановить дыхание.
– Становись на линию, – это указание кивком головы подкрепляет. Я не шевелюсь. Поэтому он, заставляя меня вздрогнуть, окликает: – Лиза? – еще один кивок. – Становись.
Вдыхаю и… зачем-то иду. Сама себе своих мотивов объяснить не могу.
– Прекрати смотреть на меня, – шепчу, останавливаясь напротив кольца.
Чарушин ухмыляется, слегка мотает головой и бросает мне мяч. Ловлю машинально и замираю. Артем же… Не отводя взгляда, как-то угрожающе медленно обходит меня. Верчусь, когда оказывается за спиной. Но он тут же стискивает мои плечи руками и возвращает в исходное положение. Прижимаясь сзади, наклоняется настолько, что я ощущаю его дыхание.
– Прости, что набросился в ту ночь, – говорит приглушенно. Я жутко краснею и едва мяч не роняю. Да что там… Если бы он не держал, я бы и сама свалилась. Только хочу кивнуть в знак того, что принимаю эти извинения, Чарушин добавляет: – Я был пьян.
И я как будто умираю.
Не знаю, почему, но это очень больно. Вот прям раздирает изнутри. На лоскуты рвет, даже вдохнуть трудно.
Осознаю, что все-таки роняю мяч, когда Артем тянется и подхватывает его. С хриплым смешком возвращает обратно в мои руки. Накрывает их своими ладонями, и мне под кожу будто тысячи горячих иголок загоняет.
– Ненавижу эту бездушную резиновую штуку, – шепчу, чтобы хоть как-то скрыть свое волнение.
Смех Чарушина становится еще более хриплым.
– Дикарка, – выдыхает он. – Ты понятия не имеешь, как это звучит.
– Ну и хорошо… Я не хочу знать… Это только ты… Воспринимаешь все неправильно... – кое-как складываю свои мысли в слова.
