— Дорогой Уильям, если уж ты хочешь судить о тоне… — насмешливо начала леди Барбер, и судья сразу переменил тему:
— Кроме того, я принципиально против того, чтобы приглашать представителей только одной стороны. Даже если все выступления будут закончены, скорее всего, завтра к вечеру, предстоит еще обсуждение возражений.
— Тогда все просто, — решила Хильда. — Мы пригласим их обоих. Флэк будет адвокатом истца, не так ли? Он вполне презентабельный. И тогда нас будет четверо для бриджа. Вы играете, господин Маршалл?
Дерик, смущенно слушавший их спор, сказал, что играет.
— …И мы не будем беспокоить тебя своей болтовней. Я принесла новые книги из библиотеки. Они тебе понравятся. Так и решим.
Так и было решено.
По мнению Дерика, дело, о котором так долго говорили в гостинице, оказалось очень скучным. В зале суда было пусто, если не считать официальных лиц и репортеров. Флэк, серьезный мужчина средних лет с очень противным голосом, занял все утро своей вступительной речью. Она, насколько мог судить Дерик, состояла из повторения с различными интонациями выдержек из акта парламента, который был составлен каким-то безграмотным человеком, любящим запутанные выражения, а также цитирования других актов, которые вроде бы не имели никакого отношения к данному делу. В заключение выступления Флэк вызвал двух официальных свидетелей, которых Петигрю отказался подвергнуть перекрестному допросу, пояснив, что он будет опираться целиком на статьи закона.
Тем не менее то, от чего Дерику было скучно до зевоты, привело в восторг леди Барбер. Она вернулась на ленч в приподнятом настроении и выглядела как молоденькая девушка в перерыве между действиями детективной пьесы. Оказалось, ее радостное настроение объясняется тем, что она нашла разгадку — по крайней мере, сама была уверена в этом.
— Флэк плохо поработал, — заявила Хильда за столом. — Он не сослался на единственный случай, который действительно имеет касательство к существу вопроса.
Судья поднял голову от тарелки и с интересом посмотрел на жену:
— В самом деле? Что за случай ты имеешь в виду?
— Дело Симпкинсона и городского совета Халтвисла, — ответила леди Барбер с полным ртом. — Оно описано в "Отчетах по апелляционным делам" за 1918 год.
— Моя дорогая Хильда, я прекрасно помню это дело. Это одно из серии дел, на которые распространялись чрезвычайные законы военного времени во время прошлой войны. Не представляю себе, как оно может помочь мне в определении толкования данного акта.
— Значит, ты не очень хорошо знаешь это дело. В нем был заложен общий принцип, который точно подходит к данному акту. Лорд-канцлер высшее судебное должностное лицо в Англии, главный советник правительства по юридическим и конституционным вопросам определил это совершенно однозначно.
Барбер, слушавший жену с явным уважением, усмехнулся.
— Думаю, тебе помог вчера твой брат, — заметил он.
Хильда вспыхнула.
— Ничего подобного! — воскликнула она. — Майкл, хоть он и умница, не разбирается в процессуальном праве. Он слишком занят — составляет завещания для пожилых дам и помогает клиентам скрывать доходы от налогов. Просто я побывала у него в конторе и порылась в его библиотеке. Я помнила, что было какое-то решение, мне надо было только его найти.
— Я очень благодарен тебе, Хильда, — сказал судья. — Я обязательно посмотрю, как это дело связано с тем, что ты говоришь, когда вернусь в Лондон.
— В этом нет необходимости. Оно есть у Фрэнка. Утром я видела "Отчеты" на его столе. Но он не будет цитировать это дело без твоего указания, потому что все, что там сказано, — не в его пользу.
— Если защитнику известно аналогичное дело, он обязан довести его до сведения суда независимо от того, в его это пользу или нет, — важно произнес судья.
— Да, разумеется, но на месте Фрэнка я бы этого не сделала, — весело ответила Хильда.
После этого до конца ленча они обсуждали чисто технические детали.
Позже произошло любопытное событие. С виду совсем незначительное, оно тем не менее имело важные последствия. Судья очень любил сладости. На десерт он с аппетитом школьника всегда съедал три-четыре шоколадные конфеты или карамельки. Во всех гостиницах, где он останавливался, для него были припасены лакомства. В этот раз к концу ленча Сэвидж поставил на стол коробку шоколадных конфет, на крышке которой значилась известная лондонская фирма.
У судьи загорелись глаза.
— "Бешамели"! — воскликнул он. — Какой приятный сюрприз! Откуда это, Сэвидж?
— Конфеты прибыли с утренней почтой, милорд.
— Правда? Хильда, я вижу, вчера в Лондоне ты занималась не только исследованиями правовых вопросов. Как приятно, что ты позаботилась и об этом.
— Но я не заказывала конфеты, — удивилась леди Барбер. — Я вчера вообще не была в Уэст-Энде Уэст-Энд — западная фешенебельная часть Лондона… Их, наверное, прислали по ошибке.
— Тогда они сделали очень умную ошибку. Я всегда покупаю эти конфеты с лимонной начинкой — на Рождество. Ты, Хильда, ешь их неправильно. Ты их жуешь, а их надо сосать. Попробуйте, господин секретарь.
— Не сейчас, — урезонила его Хильда. — Если кто-то действительно прислал нам коробку "бешамелей", надо оставить ее на вечер. Такие конфеты украсят любой ужин, и, видит бог, ужин, приготовленный миссис Сквайр, очень в этом нуждается.
— Не понимаю, чем тебе не нравится стряпня миссис Сквайр, — кротко заметил судья. — В любом случае, если мы попробуем по одной, там еще много останется на вечер.
— Нет и нет, — твердо сказала Хильда. — Это дурной тон — подавать на ужин начатую коробку конфет. Если ты предложишь гостям целую коробку "бешамелей", они будут чувствовать, что ты действительно предпринял усилия, чтобы их порадовать, и в этом половина секрета удачного вечера.
Дерик осмелился вмешаться:
— Даже если на самом деле никаких усилий не предпринималось. Да, леди Барбер?
Хильда одарила его очаровательной улыбкой. Ей было приятно, что молодой человек ее понимает.
— Тем более, если так, — заметила она. — Главное — произвести эффект. Но в данном случае я предпринимаю усилия, убеждая мужа, чтобы он потерпел до вечера. Закрой коробку, Уильям, и завяжи ленточку. Лучше съешь карамельку.
Судья послушно сделал то, что ему велели, и вскоре они снова поехали в суд.
Послеобеденное слушание показалось Дерику менее скучным, чем утреннее, хотя ничего привлекательного в сухом предмете обсуждения он так и не обнаружил. У Петигрю был природный дар строить свою речь так, что любой его довод был интересен. Он ухитрялся даже шутить на тему, весьма далекую от юмора. Барбер же, какими бы ни были его недостатки, обладал ценным качеством — немногословием, хотя трудно сказать, является это качество положительным или отрицательным для судьи. Так или иначе, он терпеливо, не перебивая, в течение сорока пяти минут слушал Петигрю, изредка делая пометки в большом блокноте, лежащем перед ним. Барбер внешне не реагировал на юмор Петигрю, но, кто знает, может быть, именно его шутки он записывал в свой блокнот.
