драпает к двери.
— Сволочь, — не удержавшись, шипит Кая.
— Такова природа трутней, пчелка. Они существуют в Улье именно для этого. Жрать, спать, трахаться и умирать на стримах, — не оглядываясь, невозмутимо парирует мерзавец.
— А я не его имела в виду.
— Вот и отлично. Раз у голубков претензий друг к другу нет, договориться будет гораздо проще, — удовлетворенно заявляет батлер и скрывается за дверью.
Насчет «проще» и «договориться» он, конечно, очень сильно погорячился. Хотя бы потому, что разговаривать с выжатым, как лимон, измученным или скорее затраханным Эйнаром говорить ей совершенно не хочется, как и смотреть в его сторону. И даже то, что она сама отнюдь не в шашки играла в компании батлера, ситуацию ничуть не спасает.
Во-первых, эти двое сговорились за ее спиной, спровоцировали на драку. Это из-за них она схлопотала по лицу и получила с ноги по коленям, а во-вторых, когда результат оказался далеким от ожидаемого, неугомонные стратеги решили выдумать новый рискованный план, грубо говоря поставив ее перед фактом обязательного участия. Мин-Эмин безусловно мразь, но умирать из-за его дохлой тушки она не готова.
Однако каким-то немыслимым образом им удается ее втянуть в смертельно опасную аферу. Возможно, причина кроется в таланте батлера убеждать, филигранно расставлять акценты, четко и уверенно излагать мельчайшие детали, при этом ловко обходя подводные камни. А, возможно, Кая просто отчаянно жаждет свести личные счеты с моральным уродом, виновным в гибели матери и похищения ее самой. Но, может быть, есть и третья причина… Глупая до абсурдности. Кае хочется «удивить» Бута, доказать, что она тоже чего-то стоит, поразить его своим умением играть в команде и побеждать, а не только ловить удары и зализывать раны.
Со своей стороны Бут гарантирует, что уладит все последствия и максимум, что их ждет — пребывание в изолированных сотах до завершения расследования.
— Я приду первым и выведу вас. А дальше буду разбираться с этой ситуацией сам. Вы оба находитесь в зоне моей ответственности. И отвечать за вас тоже мне, — объясняет Бут, когда она высказывает свои сомнения.
— Эйнар с шестого уровня, а это не твоя зона ответственности, — резонно замечает Кая.
— Он будет сопровождать тебя по моему приказу. Значит — моя.
— То есть ты нам предлагаешь поверить тебя на слово? — вскочив с дивана, она начинает нервно расхаживать по гостиной взад-вперед. — Прости, ты не тот человек, которому я готова доверить свою жизнь.
— У тебя нет выхода, — взяв ее за локоть, Бут резко разворачивает пчелку к себе лицом. — Кая, это единственная возможность не допустить твоего участия на сезонном стриме. До него осталась пара недель. На кону огромные деньги. Никто не сунет психованную пчелку на шоу, где будут присутствовать самые привилегированные гости Улья.
— Допустим, а ему зачем весь этот риск? — Кая кивает в сторону подпирающего стену мрачного Эйнара.
— Он мне должен, и ты ему не безразлична, — абсолютно серьёзно заявляет Бут.
Потеряв дар речи, она переводит взгляд с одного на другого, пытаясь определиться, кто из них более сумасшедший и приходит к неутешительному выводу, что психически здоровых в этой комнате попросту нет.
— Кая, он бы не предлагал этот план, если бы все не просчитал, — произносит Эйнар. — Сама подумай, какая ему выгода от смерти Мина? Бут точно так же рискует, как и мы.
— Не так же. Его прикроет пчелиная матка, а нас — кто? — яростно возражает пчелка, взглянув на усталую, но все равно чертовски симпатичную физиономию трутня.
— А вас — я, — повернув ее лицо за подбородок, уверенно отвечает Бут.
Дёрнувшись от неожиданного прикосновения, она на мгновенье прикрывает глаза. Кожа горит в тех местах, где ее трогают его пальцы, в голову лезут похабные кадры из недавнего прошлого.
— Кая, я знаю, что делаю. Других вариантов нет, — понизив голос, он невесомо проводит по ее щеке, усиливая эффект. Узнав знакомые нотки, глупое тело тут же откликается, низ ее живота простреливает неуместным возбуждением.
Ей бы пораскинуть мозгами и хорошенько подумать над тем, почему Бут вдруг передумал и затащил в койку, но в тот момент разум еще пребывал в состоянии аффекта и был не в состоянии выстраивать сложные причинно-следственные связи.
— Ладно, ты меня убедил, — кивает она, глядя в неоново-голубые океаны глаз.
— Это правильное решение, Кая, — он едва заметно улыбается и гладит ее по волосам. — А теперь самое главное, что ты должна запомнить: чтобы не происходило — молчать. Расколешься — тебе конец. Поняла?
— Да.
— Повтори, — требует Бут.
— Чтобы не происходило — молчать.
— Еще раз.
— Чтобы не происходило — молчать.
— Умница, — обхватив ее голову ладонями, он поощрительно целует ее в макушку и быстро отпускает. — Эйнар, доставь пчёлку в ее соту, — распоряжается батлер, подталкивая Каю в сторону входной двери. — До встречи с Мином нам лучше не пересекаться, — добавляет Бут и развернувшись, направляется в спальню.
— Кая, я знаю, ты злишься… — как только батлер исчезает из поля зрения, Эйнар стремительно приближается к застывшей у двери пчёлке и кладет ладони на ее напряжённые плечи. Стряхнув его руки, она резко разворачивается, смерив поникшего парня полным презрения взглядом.
— Ты, кажется, говорил, что трутни не причиняют вреда пчелам?
— Да, и я…
— Ты причинил мне вред своим бездействием, Эй, — раздраженно перебивает Кая. — У стервозной суки Науми яйца оказались крепче, чем у тебя. Ты снова исполнял приказ, с улыбкой наблюдая, как взбешённые стервы обступают меня со всех сторон, затем с чистой совестью удовлетворял их блядские потребности, а теперь стоишь передо мной с виноватым видом и недоумеваешь, почему я злюсь?
— Кая, я понимаю, как это выглядит со стороны…
— Просто заткнись, пока я тебе не врезала, — дернув дверь на себя, Кая выходит из дома. На горизонте алыми всполохами краснеет зарождающийся рассвет, напоминая, что ночь без правил подошла к своему логическому завершению. Утренняя прохлада остужает пылающее лицо, пока она решительно двигается к незнакомому автомобилю. Эйнар обгоняет ее и, молча, садится за руль.
— Мне, правда, очень жаль, — хрипло произносит он, прежде чем завести мотор. Угрюмый, подавленный, несчастный, смертельно уставший. «Ты ему не безразлична», — всплывают в памяти слова Бута. Если это так, то страшно представить, как